Для того, чтобы наш рассказ о бенгальских народных песнях был полным, его необходимо дополнить многочисленными и очень типичными для Бенгалии поэтическими произведениями, в которых особенно полно проявляются религиозные влияния и тенденции, — песнями баулу, муршид и марфат. Старые традиции связывают эти песни с древнейшими памятниками бенгальской литературы — песнями чарья, распространенными в X в. нашей эры.
Песни баулу являются единственным видом бенгальской народной поэзии, который систематически изучался в течение многих десятилетий. Это, вероятно, произошло потому, что религиозное содержание песен баулу импонировало правоверным приверженцам традиционной литературы. Одним из первых, кто обнаружил баулускую поэзию, был Рабиндранат Тагор. Он собирал эти песни, и в его собственных произведениях нередко чувствуется влияние стихотворений, которые он слышал из уст баулов.
Кто же такие баулы? Это мужчины, которые покидают дом и становятся нищими-аскетами, прославляя в песнях бога. Некоторые из песен они заимствуют у своих учителей, другие слагают сами. Баулы не являются духовными наставниками, они никогда не соблюдают никаких религиозных обрядов и ритуалов. Это не йоги, которые умерщвляют свое тело. Баулы считают своей целью выражение чувств безраздельной преданности богу, а самой лучшей формой этого выражения является восторженная песня. У них есть и свое учение, которое оказывает сильное влияние на поэзию. Это учение очень запутанно. Баулы учат, что правду, то есть высшую истину, лежащую в основе всех вещей: света, жизни, смерти и искупления, нельзя понять простым человеческим разумом. Истина — это своего рода вдохновение, которое нисходит в момент экстаза, полной экзальтации, отрешения от простых земных забот и радостей.
Некоторые баулы отождествляют высшие существа, которых они восхваляют в своих песнях, с индуистскими богами, но есть и немало таких, которые это тождество отвергают. Весьма наглядный урок из так называемого первоисточника я получил во время пребывания в Дакке.
Однажды в моей комнате появился небольшого роста человек в поношенной, но чисто выстиранной рубашке. Это был баул Абдул Барик. Его прислал ко мне проф. Мансуруддин, чтобы я ближе познакомился с этим интересным человеком и послушал его песни.
Наша беседа продолжалась все утро. Он спел мне несколько песен, а потом рассказал о себе. Я был очень удивлен, когда он сказал, что уже трижды менял религию. Он отрекся от индуизма и перешел в ислам, но уверял меня, что не является ни индусом, ни мусульманином, а просто баулом. Он бродил по восточно-бенгальским деревням и пел свои песни. После раздела Индии он остался в Пакистане, однако вскоре обнаружил, что здесь никто баулов не уважает. Поэтому он пересек границу и несколько лет провел в Западной Бенгалии. Затем он снова вернулся в Пакистан. Его тянуло на восток, и он надеялся, что условия в Пакистане изменились. Но его опять постигло разочарование, и он захотел вернуться в Индию. Однако теперь перейти границу было уже не так-то просто, его задержали и вернули назад.
Что касается поэзии баулов, то у меня создалось впечатление, что она в наши дни существует лишь благодаря старым сюжетам, образам и оборотам, которые нынешние сказители видоизменяют, не вникая в их смысл. Эту же мысль высказывали мои друзья, которым также случалось доверительно беседовать с баулами. Об этом свидетельствует и сравнение стихов современных баулов с творчеством прославленных баульских поэтов прошлого, например, Канаи или Лалана Факира.