Большие потери не смущали противника. Он на каждом шагу при первой же возможности навязывай нам бой. На подступах к Беловежской пуще немцы решили малыми силами прощупать оборону кавалерийского дивизиона в Грабувке, расположенной в пятнадцати километрах к западу от станции Черемхи. Конники легко отбили налет противника. После этого гитлеровцы бросили на Грабувку около двухсот солдат, поддержав их огнем артиллерии.
Кавалеристы, верные своему излюбленному методу ближнего боя, и на этот раз подпустили фашистов и накрыли шквальным пулеметным и автоматным огнем. Но гитлеровцев это не охладило. Они получили в подкрепление пехоту, прибывшую на пятнадцати автомашинах в сопровождении танка, и вновь пошли в наступление.
Бой длился до вечера. И лишь после того как фашисты потеряли две автомашины и пятьдесят шесть солдат, они отказались от дальнейшего наступления.
Было сорвано и наступление батальона противника на второй полк в селе Толвине.
Вечером дивизия начала готовиться к маршу. Из дворов выезжали повозки с ранеными и грузом. На улицах строились ротные колонны. Всюду царило оживление. Не было заметно суетни, чувствовалась уверенность, деловитость. Оживленно было в первой роте Бокарева. Я поинтересовался, чем вызвано такое веселье.
— Командир роты награждение производит, — ответил пулеметчик Грамотин. — Вот только послушайте.
Ко мне подошел Бокарев и доложил:
— Трофеи вручаем ротному кузнецу… При разгроме охраны моста захватили кузнечный инструмент. Не было времени, решил сейчас перед строем, в торжественной обстановке вручить…
— Поторапливайтесь, через десять минут выступаем, — предупредил я, но, заинтересовавшись затеей Бокарева, остановился.
— Мы — мигом, — ответил Степан, подошел к строю и продолжил прерванную моим приходом речь: — Так вот, я и говорю: почему мы тебе вручаем этот трофей? А потому, что ты, наш ротный кузнец, есть главная фигура в роте…
При этих словах на левом фланге послышался смех. Бокарев строго посмотрел на смеющегося и одернул:
— Ничего смешного здесь не вижу. Есть старая сказка, мне ее мать рассказывала. Там есть такие слова: «Не было гвоздя — подкова пропала. Не было подковы — лошадь захромала. Лошадь захромала — командир убит, конница разбита, армия бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя, — оттого, что в кузнице не было гвоздя!» Вручая этот инструмент, мы надеемся, что наши лошади не захромают и командир не будет убит.
Кузнец — лет сорока, широкоплечий, с узловатыми, мозолистыми руками — степенно подошел к командиру роты, принял из его рук увесистый ящик с тщательно упакованными инструментами и коротко ответил: «Благодарствую».
— Скажешь что-нибудь? — спросил Бокарев.
Кузнец по-медвежьи переступил с ноги на ногу, обвел серьезным взглядом строй роты и через силу проговорил:
— О чем говорить? Одним словом, лошадь не захромает, и командир не будет убит. Это я вам сказал!
— Ух ты! — проговорил Гриша Филоненко, любуясь кузнецом.
— Правильно.
— Молодец, Никитич! — загудели на разные голоса партизаны и дружными аплодисментами проводили кузнеца.
— Мастак Степан Дмитриевич даже из пустякового факта сделать событие большого значения, — сказал заместитель командира роты Яша Декунов. — Началось с шутки, а посмотрите, как серьезно восприняли партизаны!
Мне вспомнились слова, которые любил повторять заместитель командира дивизии по политчасти Николай Алексеевич Москаленко: «Между боями могут быть перерывы, но в политработе таких перерывов не должно быть. Политрук, агитатор, коммунист, комсомолец должны не только на словах, но своим примером способствовать воспитанию бойцов. Это относится и к бою, и к передышкам между боями…»
Скоро все пришло в движение. Дивизия держала направление на северо-восток, где раскинулся огромный лесной массив. Там мы надеялись хорошо отдохнуть, отправить раненых и пополниться боеприпасами. Но чем ближе подходили к лесам, тем больше встречали противодействие противника.
Весенняя распутица развезла и без того плохие дороги. Реки, речушки, ручьи разлились и превратились в серьезные препятствия. Колонна двигалась рывками: то подолгу простаивала в ожидании, пока найдут объезды или построят переправу, то часами шла без отдыха.
Совершая очередной переход, дивизия должна была за ночь форсировать две железные и шоссейную дороги, пересечь польскую границу и выйти на советскую территорию. Первый полк на этот раз шел в главных силах. Бакрадзе находился в голове полка, а я на штабной тачанке ехал с обозом раненых.