Долго и придирчиво спрашивал Эльснер — были искромсаны и «Вечера на хуторе», и «Миргород», и «Шинель»...
Гатеев молчал. Сильвия на него не взглянула ни разу, стараясь не смотреть и на Кострову. Она эти несколько минут тоже держала экзамен, строго требуя от себя невозмутимости и отказа от мелочных наблюдений. Но внимание к своим чувствам само по себе было минусом.
В аудитории становилось душно, несмотря на приоткрытое окно. Алые гвоздики в вазе увядали на глазах и начинали пахнуть маринадом. Голоса звучали глухо...
— У меня вопросов больше нет, — проскрипел Эльснер.
Когда Кострова скрылась за дверью, встал Гатеев и тоже вышел... Да боже мой, да ничего в этом нет особенного, вышел и вышел. Вон Эльснер тоже собирается уйти.
Вернулся. Слишком скоро, слишком скоро. За такое время можно сказать только два-три слова: «Фаина, я буду ждать вас вечером...» Какой вздор приходит в голову! Ничего он ей не говорил.
Дверь отворилась — Астаров. Надо тоже пойти пообедать, но прежде...
Сильвия написала записку: «Пойдемте вечером в кино». Сложив ее вчетверо, передала через Астарова Алексею Павловичу. Пришел ответ: «К сожалению, буду очень занят».
Студентка, тихонькая, совсем заморенная наукой, длинно рассказывала о Жуковском. Давид Маркович вынул было портсигар, но, спохватившись, опять спрятал. У Сильвии началась головная боль, сильная, в темени.
Выслушав все о Жуковском, Давид Маркович ушел покурить, но пропал надолго. Перетерпев еще четверть часа, Сильвия шепнула, что идет обедать, и Астаров кивнул утвердительно. Но, выйдя, она почувствовала отвращение к самой мысли о еде... Буду очень занят... буду очень занят... Приблизительно такую записочку написал он однажды Нине Васильевне.
Все же Сильвия пошла в буфет, нужно хоть кофе выпить... И сразу стукнуло сердце: за столиком сидела Кострова. Сказать ей — приходите сегодня ко мне?
— Приходите сегодня ко мне, Кострова. По-моему, нам не мешает кое о чем поговорить, пока вы еще не покинули наш город. Вы когда уезжаете?
— В субботу.
— Так вот сегодня и приходите. Часов... в семь.
— В семь я не могу... А в пять нельзя?
— Можно и в пять, пожалуйста, — решительно сказала Сильвия.
— Я приду. Мы ведь не будем очень долго разговаривать?..
Сильвия, выпив кофе, пошла на кафедру... Милая девушка, но хорошо, что в субботу она уезжает.
«Вечером я буду очень занят». Ну и что же? Человек может быть очень занят вечером. «В семь часов я прийти не могу». А что? Мало ли куда студентка Кострова собирается идти в семь часов.
Зачем придумывать себе горе? Все это совпало случайно, горе имеет более резкие очертания. Не так ли?
С Костровой в пять часов нужно будет поговорить о Тейне — она о нем что-нибудь знает, наверное. Разговор вполне естественный и даже необходимый. Женитьба далеко не всегда меняет судьбу, а судьба этого второкурсника слишком близко задевает самое главное в работе некой Сильвии Реканди.
Невзначай можно и спросить, куда Кострова торопится к семи часам. Ах, сумасшествие! Ничего не надо спрашивать.
На кафедре Давид Маркович неистово курил и читал какую-то бумажку. Не взглянув на Сильвию, начал декламировать:
Дети, овсяный кисель на столе.
Кушайте, светы мои, на здоровье!..
Сильвия молча села на диван — не было сил притворяться веселой, да и к чему. Давид Маркович поднял голову, посмотрел. Тем же тоном, каким декламировал, сказал:
— А может быть, надо кому-нибудь шею накостылять? Так я к вашим услугам.
Сильвия таким предложением была неприятно удивлена, хотя и тронута. Белецкий же спросил еще раз:
— А может быть, в переносном смысле?
— Спасибо, Давид Маркович. Не надо ни в прямом, ни в переносном.
— Ну что ж, буду принимать пилюли «Марбор» для укрепления бюста... — Он сел рядом и показал Сильвии список путевок на лето. — Вот смотрите, прекрасная путевка. Как вы думаете? Эта лучше всех... Я сам непременно поехал бы, но ведь я моментально свалюсь в реку Арагву при моей походке... Поезжайте, Сильвия Александровна.
— У меня еще один экзамен.
— Я согласен проэкзаменовать всех ваших балбесов. А отпуск можно передвинуть, поговорите с Астаровым. Садитесь-ка к столу, пишите заявление в профсоюз, я продиктую...
— Нет, нет, я должна подумать.
— Что ж тут думать? Отличная путевка... Ну, думайте. — Он встал. — Пойду оценивать языковые уродства, а вы идите обедать, у вас глаза голодные. И не возвращайтесь, мы скоро кончим.