Ну и сумбур в голове! Надо же налить в чайник воды и идти в комнату.
— Я вскипячу тебе чаю, от кофе ночью спать не будешь.
Алексей Павлович не ответил ничего. В эту минуту и раздался звонок.
— Это Кострова звонит, — сказала Сильвия и пошла открывать, преследуемая совсем уж идиотской мыслью — наденет он галстук или не наденет?..
Она ввела Фаину Кострову в комнату... Галстук лежит на диване: бывают и такие положения у воспитанного человека, когда надеть галстук более неприлично, чем не надеть. Сам же человек стоит у окна...
На этой вымученной шутке игра Сильвии с несчастьем кончилась — сейчас оно ее задушит. Она увидела их лица.
Но и полузадушенная, она сделала еще одну попытку. С жестокостью, затмившей разум, — пусть хоть умрут сейчас эти оба! — она сказала, чуть дрогнув голосом, но медленно и раздельно:
— Извини, Алексей! У нас с Костровой маленький разговор, мы тебя пока оставим... Потом будем все вместе чай пить.
Не дожидаясь его ответа, она пригласила девушку в смежную комнату: соседки нет дома. Обе сели. Думать о логике разговора было невозможно, однако Сильвия задавала все же какие-то вопросы о Тейне и получала ответы, глядя, как на пепельно-бледные щеки возвращаются нежные краски юности. Говорилось что-то и о будущем Фаины, об аспирантуре, но это было еще мучительнее, и Сильвия вернулась к первой теме, пытаясь закончить эту нескладную беседу.
— А Тейн и Кая еще молоды, — сказала она. — Людям молодым часто нравятся сложные отношения, они их сами и усложняют.
Кострова вдруг подняла голову, серые глаза заблестели.
— Сложные отношения — это большею частью лживые отношения! — жестко проговорила она. — Для правды всегда найдутся простые слова.
— Слова — самое важное? — спросила Сильвия. Хотела спросить иронически, но голос опять дрогнул.
Кострова только пожала плечами и встала. Сильвия ее не удерживала.
Обе молча прошли через комнату Сильвии. Гатеев стоял на том же месте. На него не взглянули.
Заперев дверь за девушкой, Сильвия на минуту остановилась в прихожей. Да. Пожалуй, слова сейчас — самое главное. Пусть все рухнет, но слова будут сказаны, будут!..
Он все еще стоял у окна. Лицо такое же помертвелое, но ничего, жив. Сильвия подошла ближе, посмотрела ему в глаза и твердо спросила:
— Кого ты любишь? Меня или ее?
Он ответил не сразу, но тоже твердо:
— Ее.
Сильвия быстро отвернулась, села на диван. Она не поверила бы другому ответу, но... за что, за что?.. Чтобы справиться с холодом и дрожью внутри, она задерживала дыхание, сжимала ладони.
— Ты говорил ей об этом?
— Нет. Но она знает.
Чувствуя сама, что улыбка у нее похожа на недобрый оскал, Сильвия сказала:
— Теперь она тебе не поверит. Почему ты не пошел за ней?.. — Он не ответил.
— Но все-таки спасибо тебе, Алексей, что ты выдержал мое нетактичное обращение на «ты»... И за то, что не побежал за ней. Вообще за то, что не поставил меня в неловкое положение. Мужчины редко бывают так жалостливы...
— Сильвия!..
— Погоди, Алексей... Сейчас все кончится, кончится мой стыд. Ты никогда не любил меня, я это поняла сразу, почти сразу, но почему-то терпела. Надеялась — полюбишь... Сейчас мне легче, поверь, что легче. Я несчастна, но это пройдет, есть у меня лекарство. Терпеть стыд было хуже... Уйди, Алексей! Я побуду одна...
Рот у нее уже не растягивался и не болел от принужденной улыбки, глаза были полны слез. Сморгнув их, она с необыкновенной, с сегодняшней ясностью увидела в его глазах жалость, так похожую на любовь, что ей стало страшно — не ошибка ли, не заблуждается ли он сам?..
Он сел, хрустнул пальцами. Тихо проговорил:
— Не могу уйти. Чувствую себя преступником...
Сильвия перебила его:
— Да, да, ты добрый... я знаю. Но добротой здесь не поможешь. Ничем не поможешь. — Она помолчала. — Помнишь, мы были в театре? Она покончила с собой, эта героиня, и автор на все лады доказывал, что это и была настоящая любовь...
Он сделал испуганное движение. Сильвия усмехнулась болезненно:
— Не бойся... Я не согласна с автором. Если любишь, то не станешь навязывать другому свою смерть. Что ты! Взвалить на тебя такой ужас... Что я хотела сказать? Ах да, ты обо мне не беспокойся, вот что я хотела сказать... А сейчас уйди, Алексей, прошу тебя. Я буду жить, я совсем хорошо буду жить...
Она встала, прошлась по комнате, пряча от него лицо, и, наконец, сказала уже нетерпеливо:
— Ты прекрасно знаешь, Алексей... Сколько бы ни продолжался такой разговор, он окончится тем, что ты уйдешь. Даже если у человека очень мягкий характер, он все равно после такого разговора уходит…