— Вот еще! вечно какой-то аналой придумаете!..
Когда вышли на улицу, Сильвия сказала:
— А ведь нам, Давид Маркович, должно быть стыдно, что у нас такой продекан. Вам лично — в особенности, Давид Маркович! Мы с Мусей меньше отвечаем...
— А я за нее отвечаю лично, да?
— Лично.
— Не мог же я помешать ее появлению в мире... — Давид Маркович, усмехнувшись, продекламировал:
Всех поражая, как стилетом,
Своей ученостью лихой,
Она взошла над факультетом
Бальзаколетнею звездой!..
— Она у нас уже второй год сияет. До каких же пор?..
— Мельницы богов мелют медленно, и наш деканатский ветряк не исключение.
— Очень утешительно. — Сильвия помолчала. — Циркус, а не заседание.
— По-русски говорят — цирк, — поправила Муся. — Только это неправда, глупости говорила одна Тамара Леонидовна. И никто не ездил на велосипеде по стенке.
— Ездили.
Давид Маркович произнес сухо:
— У вас, Сильвия Александровна, сегодня один глаз косил, и потому вы видели только смешное и нелепое, а на самом-то деле молодежь взяла верх, этого вы и не заметили.
Муся вздохнула:
— Невелика у нас победа, Давид Маркович. Нечему радоваться... А вы вот не потрудились даже узнать, кто такой Асс...
Давид Маркович дернул плечом, и Сильвии подумалось вдруг, что он отлично знает, кто такой Асс...
— ...не потрудились узнать. А может, сама Касимова? Почему она не хотела комиссии? Чтобы не доискались, кто назвался Ассом.
— Радость моя, вы начитались детективных романов. А может быть, это я сам и есмь Асс?
— Вы-то в статью за язычок попали. Думаете, ей нравятся арабские пословицы или она не слыхивала о ваших стишках? А сказать вам правду, я тоже не в восторге от вашего юмора. Например, сейчас сравнили наш деканат с ветряком. Это стыдно — плохая та птица, которая свое гнездо марает...
Давид Маркович даже приостановился, опешив.
— Вы, Мария Андреевна, отличная, благородная птица, несмотря на... несмотря ни на что. И в какой-то мере вы правы, — пробормотал он, шагая дальше.
— Несмотря на, несмотря на... — передразнила его Муся. — Не воображайте, Белецкий, знаю я, какого вы обо мне мнения. Ну, юмора у меня нет, зато есть здравый смысл. Если над Касимовой только подсмеиваться, она у нас останется на веки вечные.
— Не останется.
— А почему вы в этом уверены? Почему вы делаете такое лицо, словно вам все известно, а мы высшей мудрости все равно постигнуть не можем, и с нас хватит ваших шуточек!
— Хорошо, пусть не будет шуточек, пусть будет серьезик! — сказал Давид Маркович, начиная раздражаться. — Вот перед вами тупой научный работник. За что его можно отстранить? Только за что-то веское, с уголовным оттенком — подлог, плагиат или вроде этого, натуральная же его глупость прикрыта дипломом и ненаказуема. Надо, чтобы она, то есть тупость, просвечивала ярче, чтобы количество идиотских выступлений бросалось в глаза, и тогда...
— Неужели еще недостаточно? — строптиво сказала Сильвия.
— К сожалению, такова у нас практика борьбы с тупостью.
— Значит, ждать, пока Касимова дозреет до полной спелости?
— Сейчас можно было бы добиться только перевода в другой вуз. Поедет куда-нибудь в Ижевск и будет красоваться там, пока ижевские товарищи не погонят дальше... К чему этот кругооборот?
Сильвия, помолчав, заметила:
— А меня сегодня так и не тронули. Странно даже...
— Ваше имя сунуто в статью для видимости! — с жаром заявила Муся. — А мишень — Нина Васильевна. Так подсказывает мне здравый смысл. Эта статья...
— Эта статья — покушение с негодными средствами! — перебил Давид Маркович. — И... и мишень жалкая.
— Вы, Давид Маркович, опять не то говорите... — не согласилась Муся. — Статья-то свое дело сделала? Человека-то хотят съесть? Или Нина Васильевна не человек? Отвечайте!
— Что вы, Мусенька! Я знаю, что дамы тоже человеки, — отшутился Давид Маркович. — У меня тоже есть здравый смысл...
На этом и распрощались. Сильвия не пошла привычной дорогой, свернула в парк. Сначала ей было приятно шагать по дорожкам меж темных деревьев, в памяти неясно проступал и повторялся нечаянно пойманный сегодня взгляд, и на душе теплело все от той же надежды, не подвластной здравому смыслу. Но вскоре пришлось поспешить к дому, приближалась ночь, и воздух становился слишком холодным и трезвым. Осень.