— Я боюсь, я очень боюсь... — повторяла Нина Васильевна, не сводя молящего взора с Гатеева.
— Чего же вы боитесь, — холодновато сказала Сильвия, — все в порядке.
— Всегда, всегда волнуюсь при чужих, а тем более теперь...
— Да мы не чужие, — мягко заметил Гатеев.
Нина Васильевна трогательно покраснела.
— Я чувствую, не то у меня, не так. Ошибка в чем-то... — лепетала она. — Эта жуткая статья, во мне что-то остановилось от нее, сломалось!.. Я хотела не только о морфемах, я всегда хочу излить самое дорогое. .. Чтобы они полюбили эту дисциплину...
Она говорила будто и искренне, но слушать было тяжело; слова, сходившие с ее влажных губ, казались тоже влажными, и влажные глаза молили о пощаде, — и, к сожалению, мольба относилась не к морфемам. Сильвия могла бы поклясться, что... Вот и не надо клясться: Алексей Павлович взял ее за руку и начал успокаивать.
— Вы не волнуйтесь, Нина Васильевна... — Он отпустил ее руку, и рука слабо упала, как у больной. — Если и была ошибка, то только в тоне. Нужно немножко суше, деловитее...
— Понимаю, я вас хорошо понимаю, — уверяла Нина Васильевна, — неправильный тон у меня от волнения. Настроение ужасное, хотя я уже смирилась со своей судьбой...
Брезгливая гримаса скользнула по лицу Гатеева, но он только ласково попросил:
— Пожалуйста... пожалуйста, не говорите «смирилась с судьбой», говорите: «примирилась». У меня, видите ли, идиосинкразия. Если в книге вижу что-нибудь этакое, у меня всегда зубы скрипят. Я могу укусить автора!
— Не буду, не буду, — смущенно обещала Нина Васильевна, — а то вы и меня укусите! Может быть, я и на лекции?.. Мне так трудно следить за собой, когда я увлекаюсь! Мне хочется зажечь своих студентов, я хочу отражаться в их душе...
— Да было бы в чем отражаться, — слегка перебил Давид Маркович, — всем же давно известно, что у студентов не душа, а пар.
— Зачем надо мной смеяться... — обиделась Нина Васильевна. — Я и так еле на ногах держусь. Уйдите, пожалуйста, на минутку, я сейчас...
Вышли в коридор.
— Подождем здесь, пусть успокоится, — сказал Гатеев. — А отзыв напишем все вместе? Я рад, что не придется врать, в общем все было приемлемо.
— А вы готовы были соврать? — невинно спросила Сильвия.
— Готов! — Он засмеялся. — В пику вашему продекану.
— Он и ваш, кстати.
— К величайшему сожалению!..
Нина Васильевна все еще не выходила из аудитории.
— Стоит ли ждать, — сказал Давид Маркович. — Очень уж сердобольная комиссия...
— Да ведь она в самом деле мучится, — возразил Гатеев.
— Это так, — согласился Давид Маркович, — но Нина Васильевна самой природой уготована для мучений. Сколько ее помню, она всегда «переживает».
Сказав это, он заложил руки за спину и удалился.
— Опять муха в супе! — с отвращением проговорил Гатеев. — Переживает!.. Удивляюсь Давиду Марковичу.
— Давид Маркович шутя! Как вы не понимаете!.. — вспылила Сильвия, — Да и ничего особенного, все говорят «переживать»!
— Да, да, переживают, бедняги, без прямого дополнения… Что же поделаешь! Под дружным напором невежд все будет канонизировано, будем и переживать, и обратно кушать, и одевать пальтухи, а академикам останется только записать все в словари и «смириться с судьбой»... Тьфу!.. Но у вас, Сильвия Александровна, тоже какой-то переживательный вид. Что? Простуда? Колхоз?
— Ну, колхоз... Я и дома картошку копала. Это у вас папа профессор, мама доцент, тетя пианистка.
— Почти правильно, — усмехнулся он. — Догадались же!
— Нетрудно догадаться, вам и мешка было не завязать: веревочка убегает, картошка прыгает вон...
— Клевета! Я такой ловкий!.. — Он взглянул на дверь аудитории. — Плачет она там, что ли... А знаете, меня очень тянет пойти на лекцию Тамары Леонидовны. Воображаю, какая это прелесть! Она у историков читает?.. Пойти бы с Белецким, потом показать ее ректору. По-моему, о ней не рассказывать надо, а просто показать. Странно, что студенты не протестуют, интересно и с ними поговорить... Да мне как-то пока неловко выступать в роли «молодого энтузиаста» — приехал и одним махом навел порядок... — Он вдруг помрачнел. — Я все еще чувствую себя здесь, точно в вагоне. Кругом случайные попутчики... — Он тронул ее руку, что бесспорно должно было означать: «...кроме вас...», но Сильвия не поверила. — Думаю, это скоро пройдет, это чувство неприкаянности... Вы смотрите на меня так укоризненно! А я уже себе купил учебник эстонского языка...
— И сами засмеялись! — сказала Сильвия. — Видно, покупка очень помогает... Ага, идет Нина Васильевна!..