Сильвия подошла к ней, заинтересованная быстротой движений, но девочка застеснялась, смяла пластилин. Сильвия, оставив ее в покое, взяла чайник, чтобы унести его в кухню и долить. И вдруг краем глаза увидела нечто невероятное: Нина Васильевна на миг прильнула головой к плечу Гатеева. И миг-то был довольно долгий... Пожалуй, можно было сосчитать до трех.
Долив в кухне чайник, Сильвия вернулась. Нина Васильевна посмотрела на нее блуждающим взором и засмеялась. Вика в кресле прилежно лепила.
— Разрешите встать... — сказал Алексей Павлович и пересел на диван. Выражение у него было слегка озадаченное, но благосклонное.
— А мне пора, — промолвила Нина Васильевна. — Нет, нет, больше никакого чаю... Виктория, я на тебя надеюсь!
— Не потеряй опять сумку, — сказала Виктория. Пальцы ее продолжали мять пластилин, ресницы вздрагивали.
— Завтра непременно сходи к Олимпию!
По щеке девочки покатилась крупная слеза. Она ее вытерла очень быстро, ладонью, и снова принялась лепить.
— Алексей Павлович! А ведь мы с вами почти соседи, — проворковала Нина Васильевна, роясь в сумочке, где деньги были перемешаны с конфетными бумажками и пересыпаны пудрой. — Вика, это тебе на расходы. Вот я сюда кладу, на тетин письменный стол... И дождь перестал, Алексей Павлович...
— Конечно, мне тоже пора, — сказал Гатеев, поднимаясь.
— Вика, ты смотри! У Олимпия, наверно, чулки прохудятся, купишь новые. Прощай, я тебе письмо напишу... — Она рассеянно чмокнула девочку, та не шелохнулась. — Уж вы извините, Сильвия Александровна, не сердитесь...
Гатеев церемонно, за руку, попрощался с Викой, что было очень оценено, — она сделала книксен и светски улыбнулась.
Светски улыбнулась и Сильвия, провожая гостей. Дверь за ними наконец захлопнулась, и можно было идти к Вике. Девочка подняла на нее виноватые глаза.
— Ну, что же тут у тебя?
Вика протянула ей свою работу: круглая подставочка из зеленого пластилина, а на ней группа маленьких фигурок. Сильвия, подойдя ближе к лампе, с удивлением разглядела все, что было на подставочке. Посередине группы стоял хромой человечек — одна нога вдвое короче другой, а вокруг него зверюшки — лиса, медвежонок, котята, птица, похожая на цаплю. Выразительность и чистота линий... Не верилось, что это сделали руки ребенка.
— Сколько тебе лет, Вика?
— Скоро будет девять, уже очень скоро.
— А что это за человечек?
Девочка не ответила. Сильвия разглядывала красную шляпу хромого с крошечным синим пером на тулье и снова дивилась чистоте и тщательности работы. Руки у человечка вытянуты вперед, пальцы растопырены...
— Вика, а зачем он вытянул руки?
— Он колдует, он заколдовал девочек. Это около него были девочки раньше.
— А почему он хромой?
— Он колдун-инвалид, — ответила Вика. Голосок у нее дрогнул.
— Вот оно что... — вздохнув, сказала Сильвия и поставила группу на письменный стол.
У Вики, очевидно, промокли ноги, на полу возле кресла виднелись грязные следы. Сильвия увела ее в кухню; там соседка, добродушная пожилая женщина, топила плиту. Она заохала над девочкой, хотя Сильвия изложила историю ее появления в самых веселых тонах: маме надо поехать в Таллин, и мама скоро вернется. Вдвоем они помогли Вике вымыться, причем та рассказала, что дома она сама умывает Олимпия.
— Шмидты его умоют, — неуверенно сказала она, вытирая ноги.
— А кто там у этих Шмидтов? — спросила Сильвия.
— У них очень хорошо, у них папа, мама, бабушка и дети. Они все один раз женились.
Принесли в кухню чемодан, нашли там среди учебников чулки, надели домашние туфли Сильвии, и тогда лишь заметили, что девочка совсем сонная, еле держит глаза открытыми.
— Мы с мамой вчера очень долго не спали, мы обсуждали насчет Таллина...
Соседка заохала еще больше и, отстранив Сильвию, сама уложила Вику у себя в комнате — там стояла детская кровать.
— Это внучкина, — объясняла она девочке, — у меня есть в Таллине внучка, Катрин, она ко мне на праздники приезжает и в этой кроватке спит. Это ее одеяльце, голубенькое, а на подушке, вот увидишь, всегда снится интересный сон...
Под разговор о внучке Вика тотчас же заснула, улыбаясь.
Придя в свою комнату, Сильвия минуту простояла там у стола — в состоянии, противоположном раздумью, затем поспешно оделась и вышла на улицу.
Там помрачение нахлынуло на нее еще сильнее, и она уже не чувствовала нелепости своего плана — план-то все-таки был, но нарисованный сумасшедшим чертежником... На повороте показался зеленый глазок, Сильвия подняла руку, шофер затормозил. Поехали...