— Твоя обязанность — пойти к ним, побеседовать с отцом, — авторитетно сказала Ксения. — Ты думаешь, учитель должен только конспекты писать?
Сильвия Александровна переглянулась с Гатеевым.
Они, вероятно, поняли друг друга, да и нетрудно было уловить их общую мысль, но в Фаине это вызвало раздражение. Конечно, Ксения только хотела показать себя, но разве сейчас не все одинаково равнодушны к судьбе девочки? Педагогика! Какая бессильная, вялая наука! Движется в четырех стенах, побеждает мелкие, комнатные препятствия, а стоит ей натолкнуться на настоящее препятствие вроде пьяницы, отравляющего жизнь своим детям, и вот она уже отступает, ничего у нее за душой нет, кроме назидательной беседы! Беседовать с пьяным животным?..
— Если уж беседовать, так не с отцом! — вырвалось у Фаины и, пожалуй, слишком громко, потому что все удивленно обернулись к ней. — С матерью надо говорить!
— А о чем именно говорить? Как вы себе это представляете? — спокойно осведомился Саарман.
— О том, что пусть забирает девочку и уходит от пьяницы! Что ее держит? — воскликнула Фаина. — Зачем женщины терпят пьяниц?
— Женщины обычно надеются на перемену, — сказал Саарман, — надеются исправить.
— Его всю жизнь исправлять? А ребенок пусть пропадает?
— Вот вы какая строгая, — протянул Гатеев. — Это прекрасно, товарищ Кострова, но не всегда применимо. Жалость иногда бывает очень сильным чувством, чрезвычайно сильным... и определяющим поступки.
— Вот и я думаю... — пробормотал Юрий. — Станет мать меня слушать, и как это я ей брякну — разводитесь! Для меня-то он пьяница, а для нее, может, ненаглядное сокровище.
— Такое сокровище без всякой жалости надо выкинуть за дверь! — вспыхнув, сказала Фаина не Юрию, а Гатееву.
Ксения засмеялась. Фаина, идя к двери, услышала отзыв Сильвии Александровны:
— Какая она нервная...
На урок Иры Селецкой Фаина не пошла, вспомнив, что с утра у нее крошки во рту не было, надо поесть перед своим уроком. Выпила в буфете чаю, перечитывая конспект и думая о вещах, не относящихся к конспекту. После звонка на всех лестницах и по всем коридорам появились ватаги младших школьников, успевавших на бегу и повертеться юлой, и дернуть приятеля за вихор, и залихватски свистнуть. Фаина, волнуясь от мысли, что через несколько минуток нужно будет давать урок таким сорванцам, остановилась у подоконника, озабоченно перелистывая тетрадь.
За спиной у нее продолжалась кутерьма; шумели, возились, потом немного затихло, но кто-то дышал уже слишком близко, мешая сосредоточиться. Повернув голову, Фаина увидела целую компанию, явно заинтересованную ее особой. Впереди переминались с ноги на ногу две девчушки, смешно похожие одна на другую; их тотчас оттерла в сторону третья, красная и потная, отважная. Руки у нее были закручены в фартук, локти двигались взад-вперед. Она спросила Фаину:
— Вы будете у нас в пятом?
— Да, — серьезно ответила Фаина, чувствуя, что улыбка может обидеть. Компания сильно смахивала на делегацию.
— Вот что... мы хотели сказать... Да не лезь, я сама!.. Вот что... Мы выучили! Вам отметки за нас ставят? Мы знаем, что ставят!..
— Конечно, ставят, — подтвердила Фаина.
— Можете быть уверены — пятерка! Мы решили!.. — Она оглянулась на членов делегации. — Только Тоомас еще не решил... Тоомас! Ты, наконец, решил?
Тоомас быстро отвернулся, но ясно было, что скорчил рожу.
— Спасибо, — сказала Фаина. — Главное — чтобы без шуму.
— Можете быть уверены!.. Тоомас, а?
Но Тоомас отошел, так и не пообещав ничего определенного. Вообще всякий мог понять, что такой разговор он считает сентиментальной женской затеей. Но зато по лицам передней шеренги видно было, что на них-то можно положиться без всяких сомнений.
В учительской Фаину уже ждали. Сильвия Александровна смотрела неприветливо — кажется, боялась, что и эта практикантка выкинет какой-нибудь номер. Алексей Павлович улыбнулся. Старый Саарман сказал, что он надеется на молодых коллег и потому пойдет в библиотеку. Юрий хлопнул ее по плечу и пробасил: «Не робей, Фаинка!» Остальные зевали, им все трын-трава, у них уроков сегодня больше не будет.
В пятом классе Фаина уже бывала, видела учеников, но они сливались для нее всякий раз в глазастую, вихрастую ораву. А сейчас она сразу узнала свою решительную, красную и потную приятельницу, и двух ее подружек, и еще Тоомаса с круглой стриженой головой и густыми бровями. В классе было тихо, все смотрели прямо на Фаину, очень довольные собой и полные таинственности.
Все шло как по маслу, старались невероятно. К столу выходили, прокашливаясь для чистоты голоса, на место возвращались вприпрыжку. Падежи? Пожалуйста, падежи так и сыпались. На доске ошибка? С первой парты вдвоем побежали ставить пропущенный предлог. Толстая девочка в белой блузке сразу шлепнула соседку по руке, чуть только та зазевалась. Мальчишка в длинных штанах с заглаженной складкой так энергично ввинтил точку на доске, что мел треснул напополам. Девочка с малиновым бантиком на макушке от усердия, что ли, сползла под парту, но ее живо вытащили, встряхнули...