— Именно так и есть, — вмешалась Муся, — я давно это говорю. Именно такова причина конфликта на кафедре. — Она поднялась и захлопнула приоткрытую дверь. — Нами вертит склочная бабенка.
— Давид Маркович, — сказал Гатеев, поморщившись от стука двери, — мы с вами сейчас все время скользим и нас заносит на поворотах. Статья, кто бы ее ни писал, явление вторичное.
— А что первично? — спросила Сильвия.
— Трусость, — ответил Гатеев и усмехнулся: — К вам, Сильвия Александровна, это ни в коей мере не относится!
— А к кому относится? — вспылил Давид Маркович.
— Ко всем, ко всем, Давид Маркович, дорогой! — нежно сказала ему Сильвия. — Не сердитесь! Я вот считаю, что первичен первый курс, там Тамару Леонидовну и надо уничтожать, пока она еще в продеканы не пролезла.
— Мудрить можно сколько угодно, — возразила Муся. — Первичное явление, вторичное явление... У нас это явление имеет имя, отчество и фамилию.
— «Изредка встречающееся явление...» — опять усмехнулся Гатеев. — И будет оно встречаться, пока мы будем инертны и терпимы. В худшем смысле этого слова — терпимы. Вы согласны, Давид Маркович, что нетерпимости на нашей кафедре нет? Если и есть, то только теоретически, — возмущаемся в кулуарах.
— Прежде чем переходить к практике, надо додумать все до конца, — сказал Давид Маркович уже спокойнее. — Рубить сплеча неразумно. Доказать, что Касимова вообще не должна работать в вузе, не так легко, как кажется. Прослушать одну-две лекции — мало: не всякое начальство сразу схватывает суть дела. Читает она по бумажкам то, что выудила из книг, и редко излагает собственные концепции...
— Я уже не раз слышала это, Давид Маркович, — заметила Муся.
— И я, — коварно поддержала Сильвия, надевая пальто.
— Куда вы спешите, Сильвия Александровна? Вика ждет?.. — спросил Гатеев, встав, чтобы помочь ей.
— Да...
Одна минута близости — самой обыкновенной и схожей с вежливостью, но... Муся почему-то покраснела и застенчиво улыбнулась, а Давид Маркович — нет, он ничем не выдал себя, он просто понял...
— Что ж, давайте додумывать до конца, Давид Маркович, — сказал Гатеев, снова садясь. — Какой у вас план?.. Пойти к ректору?
Сильвия охотно осталась бы послушать, но сейчас пора было уже идти.
По дороге она все вспоминала, что такое задело ее лично в этом разговоре на кафедре? Какое-то неприятное слово... Уже подойдя к своей двери, вспомнила: «хахаль».
Вика встретила ее, сияя счастьем:
— Тетя Сильвия! От мамы письмо! В субботу приедет, в субботу!..
Письмо было дикое, возмутительное. Мать писала девочке так, как пишут взрослому человеку. При этом страшный вздор:
«...Очень жалко, но мы не сможем устроиться
в Таллине. Инвалид капризен и требователен.
Как мужчина он не производит на меня никакого
впечатления. Здесь еще и две собаки, которых
нужно угощать овсянкой, и пегая кошка. Отравить
их он не соглашается...»
Вика, видимо привыкшая к подобным излияниям, весело читала вслух всю эту дребедень. Письмо кончалось обещанием приехать:
«Скажи тете Сильвии, что я приеду в субботу
днем.
Навещаешь ли Олимпия? Следи, чтобы он не
хамил, как его отец...»
Спрятав письмо в чемодан, Вика тотчас схватилась за пластилин. Каждый день на столе или на подоконнике появлялись фигурки, отражавшие настроение Вики: веселый заяц — пятерка по арифметике, курица под зонтиком — скучный дождь на дворе, ведьма с метлой — за что-нибудь влетело в школе. А после первого письма от матери в кухне была обнаружена кастрюля с пляшущими человечками на крышке. Девочку нужно учить, способности необычайные... Но мама-то у нее сильно с придурью, жалко даже отдавать ей эту Вику.
— Кончай, Вика. Пойдем обедать, и так поздно.
— Сейчас!.. — шумно дыша, ответила Вика.
Через минуту Сильвия получила готовую работу. На подставке лежат кверху лапками две собаки и кошка — явно дохлые. Ага, понятно: отравленные. Но... боже мой, не отравлен ли и инвалид? Он тоже лежит, задрав хромую ногу...
— Одевайся, Вика!
Пожалуй, лучше не расспрашивать и не уточнять — скорее забудется. Завтра или уже сегодня вечером пластилин будет смят, воплотятся менее кровожадные идеи... Ну и Вика!
— Тетя Сильвия! Можно мне после обеда к Олимпию? У него наверно дырка на чулке, он ужасно несдержанный. Его надо осмотреть перед маминым приездом.
— Пойдем вместе, — сказала Сильвия. — Осмотрим.
Вечером Сильвия села проверять сочинения. Тетрадь Тейна нарочно отыскала и отложила в сторону — напоследок.