Но никакая подготовка не могла ослабить эффект появления декана Онти. Вихрь влетел вместе с ним на кафедру.
За одну минуту декан Онти успел с каждым поздороваться за руку и — Сильвия была в этом уверена — уяснить себе душевный уклад каждого из присутствующих, вплоть до ватного состояния заведующего. Каждый услышал от него несколько слов, бьющих в самый центр души.
Сильвии от него достались вопросы:
— Как диссертация? Почти готова? Не закончена? Когда? Осенью?
И восклицания:
— Автореферат! Две статьи! Рецензенты! Оппоненты! Защита!
Покончив со светским обхождением, декан Онти сел на стульчик с гнутыми ножками и с быстротой фокусника вытащил не то из кармана, не то из рукава сложенный вчетверо листок бумаги.
— Товарищ Эльснер, Нина Васильевна, у меня к вам особое дело! — Нина Васильевна выпрямилась, а декан продолжал, не отдыхая на запятых: — Здесь ваше заявление относительно вашего ухода с работы. В виду того, что обстановка несколько изменилась, а она изменилась за период времени с девяти до полудня, не желаете ли вы взять ваше заявление обратно?
Оторопелый взгляд Нины Васильевны, конечно, его раздосадовал — отчего, дескать, она недоумевает? И декан тотчас же обратился к Астарову с немым вопросом, на который тот ответил:
— У меня нет никаких официальных сведений.
Декан Онти всплеснул руками в отчаянии от того, что официальный аппарат работает столь медленно, и проговорил:
— Начиная с полудня, наш продекан уже не числится продеканом нашего факультета. Так как я осведомлен... — Блицвзгляд в сторону Давида Марковича. — Я и ректор осведомлены, что вы, товарищ Нина Эльснер, по существу не имеете желания уходить с работы, так вот, пожалуйста! — Лист бумаги перелетел на диван к Нине Васильевне. — Если же вы настаиваете на своем желании уйти, то мы препятствий чинить не будем!.. — Декан Онти вытянул руку, готовый принять лист и отдать его в регистратуру.
— Нет, нет, — залепетала Нина Васильевна, прижимая лист к груди. — Я не хочу уходить с работы...
Декан Онти поднялся, как на пружинах. Астаров, однако, успел у него спросить:
— По каким же причинам уходит продекан Касимова?
Декан прищурил острые глазки и задумался — на мгновение, но все же задумался — и ответил:
— Ректор обладает властью снимать конфликты. Он снял конфликт.
С этими словами декан Онти сделал общий полупоклон и исчез.
34
Этот памятный день в истории двадцать третьей комнаты начался просто и малообещающе. Фаина читала, Кая, вытирая пыль, перекладывала свои вещи и вещицы, а Ксения с самого утра разрабатывала вслух теорию своего творчества.
— Слушайте, подруги! Если я пишу, то надеюсь, что будет и читатель. А о читателе говорилось в печати не раз, и не два, и не три, и не четыре, и не пять...
— Ксения!..
— И не шесть... Теперь у меня составилось и свое мнение. Во-первых: читатель всегда чувствует, что он умнее самого умного героя! Затем: читатель никогда не принимает на свой счет отрицательного героя! Представляете, чтобы кто-то сказал: ах, это я и есть Чичиков! Или Ноздрев, или Тартюф, или Иудушка? Самый настоящий Тартюф все равно уверен, что он перл создания. Или Казанова... Кстати! Я отказываюсь писать о любви. Неразумно, можешь сразу налететь. Герой поцелует героиню — скажут: пошлость, зачем вы тянете меня в омут скабрезности!
— Кто это скажет?.. — рассеянно возразила Фаина, продолжая читать.
— Кто-нибудь да скажет. Зачем рисковать?.. Любовь — это добавка, притом необязательная.
— Ну, ты отстаешь. Смотри-ка: Аксенов, Вознесенский...
— Нет, нет, у меня здоровье не такое, я не выдержу. Буду ориентироваться на геронтов: любовь надо добавлять в героя строго дозированно. Так, чтобы при химическом анализе могли обнаружить не более милиграмма на каждые десять кило туловища. А еще лучше — следы! В остывшем картофельном супе находят лишь следы аскорбиновой кислоты. А вот в квашеной капусте... Фаина! Ты меня не слушаешь?
— Я что-то потеряла нить...
— Я тоже. Обратимся к практике… У нас на курсе! Юра Поспелов — тот захочет эмоций чистых, определенных, без всякого там туманца и экивоков. Показывай овец и козлищ, и чтоб было ясно, кого уважать, а кого презирать. Пррре-зирать!.. Роланд Бах — тому подай на каждой странице Сэлинджера, Камю, Фриша, Силлитоу, чтоб было умственно!..
— Зачем ты притворяешься, Ксения... — вдруг вымолвила Кая. — Ты только притворяешься такой...