Ирвин кивнул Джиму и Сазерленду, и втроём они отправились куда-то… и некоторое время спустя привели того человека, который их утром похитил. Его зовут Бринн, вспомнила Айлинн, и он совсем не человек.
Впрочем, его усадили в кресло.
— Я сейчас расскажу, что меж нами вышло, — сказал лорд Бакстон. — А ты поправишь, если что-то скажу не так, — добавил с усмешкой, глядя на Бринна.
Тот разве что наклонил голову в знак согласия.
Ирвин сел возле Айлинн и взял её за руку.
— Ну хоть узнаем наконец, что за чертовщина, — сказал он ей шёпотом.
— Это случилось давно, я был тогда чуть постарше нашей Дафны, — начал папенька.
Ирвин не сводил с него глаз, потому что — мало ли, как дело пойдёт, если вдруг он умотал себя до такого состояния, что потребовались целители, то присмотр необходим. Впрочем, рядом сидела Айлинн и непостижимым образом вливала в Ирвина уверенность.
Всё будет хорошо. Они справятся, что бы ни услышали сейчас.
А папенька тем временем продолжал.
— Родители мои были… кто где. Отец, лорд Ирвин Бакстон, на службе, он всю жизнь служил в магических войсках и никакой политикой не занимался, говорил — это не для Бакстонов, наверное, был прав. Мать, леди Эрин… она как раз вечно участвовала то в каких-то благотворительных проектах, то в публичных мероприятиях, то ещё где. Оба моих старших брата окончили школу и учились в Академии. А я остался в той школе один, да не просто в школе, а с полным пансионом, и домой меня забирали только на каникулы. Ничего особенного, наверное, многие так учатся. Но мне было тоскливо.
Тот год был первым, когда я остался в школе без старших братьев. Сначала они стояли за меня оба, потом Джонатан выпустился, оставался Томас, но и ему пришло время учиться дальше. И как-то вышло, что я умею быть Бакстоном-младшим, но не умею быть единственным. Пока Джонатан или Томас могли в любой ситуации вступиться за меня, я не напрягался и не задумывался о том, как вообще нужно строить отношения с другими. А без них вдруг оказалось, что у меня нет друзей, а недоброжелателей внезапно очень много.
Конечно, меня задирали, а я, как-то так вышло, неплохо болтал языком, но не умел ответить кулаками. И то и дело получал от одноклассников по первое число. Более того, меня нередко выставляли виновным перед учителями — даже если я оказывался вовсе не при чем, и приходилось получать и от учителей тоже.
— У тебя в школе учителя тоже были простецами и не видели, кто говорит правду, а кто нет? — сочувственно спросила кнопка Дафна.
— Как-то так, детка, — улыбнулся ей отец.
А Ирвин подумал, что ему повезло — он выучился драться и всяким магическим пакостям очень быстро, и в школе никто его не задирал. И тех, с кем он дружил, тоже не задирали. И если говорили, что сыну лорда Бакстона не к лицу драться, то он таких не слушал. Был прав, выходит?
Рядом вздохнула Айлинн, пожала ему руку. Мол — она здесь и с ним. Хорошо.
А папенька отдышался, выпил что-то из рук Дейзи и продолжал.
— Однажды так случилось, что избежать драки не удалось, меня побили, а потом ещё и наказали за ту драку. Все пошли на соревнования, а мне было велено вытирать с книг пыль в кабинете математики. А я был в команде нашего класса, и должен был принести и очки рейтинга, да и на победу мы тоже рассчитывали не зря. Опять же, доказать всем, что я чего-то стою. Но увы, на моё место тут же нашёлся другой человек, а мне сказали идти, куда велено, и не задерживаться.
И вот я пошёл в учебный корпус, прислушиваясь к звукам со стадиона — а там болели за свои классы и орали, и я бы тоже мог там быть! Ноги сами занесли меня к старой башне, наша школа была построена на развалинах средневекового замка. И у этой башни наверху находилась площадка, с которой можно было отлично видеть всё вокруг. Я подумал — а вдруг и стадион тоже увижу? И хоть немного посмотрю?
Я забрался на площадку — конечно же, лестница находилась в аварийном состоянии, и ходить туда нам был строго запрещено. Но оказалось, что стадиона не видно — его закрывает главное здание, и я по-прежнему могу только слышать, как там болеют за своих. И я со злости стукнул кулаком по стене, рассадил руку, кровь попала на кирпичи.
— Да если бы я только мог, — сказал я тогда.
— И чтобы ты сделал? — ответила мне пустота.
Не свалиться с башни наружу оказалось тем ещё испытанием, но я устоял на ногах. И увидел вот его — он и тогда выглядел совершенно так же, с таким же разрисованным черепом.
— Доказал бы всем, что я лучший. Что я могу всё — и побеждать врагов, и быть первым.