— И ещё одно наше замечательное приобретение — госпожа Айлинн Донован, прошу любить и жаловать.
Айлинн ничего не успела понять, а профессор уже взял её за руку и вывел перед всеми. А-а-а-а, зачем? Её и так было видно. Всем видно. Хорошо видно. А теперь все уставились на неё! Всё эти могучие и подтянутые боевики! И чего они смотрят-то?
— Госпожа Донован занимается тем, с чем мы сами не справимся никогда — нашими документами. Благодаря её талантам нагрузка расписалась и сдалась всё равно что сама, учебный отдел почти не имеет к нам вопросов, а до кадров ещё дойдёте, кому там надо, а кому надо — сейчас скажет госпожа Донован. И вообще, слушаться её — как меня, поняли? И если у неё будут какие-то вопросы к вам — по программам там или по документам, или где-то что-то подписать — чтобы исполняли неукоснительно!
Айлинн нервно улыбнулась — ей было не по себе от внимания десятка мужчин, но хоть ты провались — все они смотрели на неё и некоторые даже улыбались. Причём без задней мысли улыбались, как коллеге. Прорвёмся, наверное?
И нужно срочно запоминать, кого как зовут и у кого какие студенты. Пока её мозг вопил в панике, что вокруг слишком много людей, и нужно срочно возвращаться на родную кафедру, где люди редки, а если приходят, то в основном молчат, а все необходимые коммуникации происходят в специальном чате.
Тут Айлинн заикнулась про кафедральный чат, профессор махнул рукой. Пробовали, сказал, в прошлом году, но кто не читает, кто звук отключил, кто приложение по ошибке снёс.
— Ты смотри, — уже на второе рабочее утро он стал называть её на «ты» и едва ли не дочкой, — может быть, молодёжь поддержит, и что-то выйдет. Я-то и сам, бывает, не всегда помню, что нужно ещё и туда с утра глянуть. Но проще всего дотянуться магической связью — хоть до кого. Я их предупреждаю, что если зовут с кафедры, то нужно откликаться, и без всяких тут. Даже если мёртв, или пьян, или мертвецки пьян.
И сейчас профессор грозно сказал:
— Госпожа Донован создаст чат кафедры, и всех вас туда добавит. Чтоб не смели игнорировать, ясно? Потому что пока вас всех дозовёшься по какому там важному поводу, поседеть можно! А если уже к тому моменту поседел — так и вовсе!
Молодёжь — Флатт, Бакстон и ещё один, невысокий крепкий брюнет — покивали, остальные кто плечами пожал, кто молча кивнул.
Дальше под руководством профессора делили выпускников — кто у кого пишет диплом, а Айлинн записывала — потому что потом это тоже нужно добавить в распределение нагрузки. И что-то ещё по аспирантуре — у них ещё и диссертации защищают, надо же.
И она даже почти без смущения раздала совместителям списки необходимых для трудоустройства документов, и сказала, что если нужно что-то копировать или напечатать — то подойти, и она сделает, прямо сегодня, край завтра. И поскольку профессор в этот момент всех отпустил, то самые организованные сразу и понесли все эти документы. А всякие прочие остались на кафедре, обсуждали что-то по программам практики, по каким-то базам и чему-то там ещё.
А потом она вдруг услышала:
— Привет! Распечатаешь мне вот эту фигню? А потом можно пойти пообедать, ты как?
Над её столом возвышался хвостатый Ирвин Бакстон и нахально ей улыбался.
На заседании кафедры Ирвин смотрел, слушал и охреневал. Вот натурально охреневал.
Нет, профессор Довс ведёт заседание чётко, как нормальный командующий. Только вот сам предмет заседания и все детали выглядели настолько чуждыми, насколько это вообще возможно.
Какие, к дьяволу, часы? Аудиторные, самостоятельные, ещё какие-то? В бытность студентом Ирвин твёрдо знал, что есть лекции, и есть практика, всё. На лекциях сидеть, слушать, пытаться затолкать в голову информацию. Или не пытаться. Иногда отвечать на вопросы препода — может быть. А на практике — бери и делай. Сто отжиманий, десять кругов по стадиону, боевые заклинания в заданной конфигурации, или просто бой по заданным параметрам. А когда на старших курсах началась практика в поле с нежитью, то это оказалось вообще славно, у него отлично получалось, он потом к полковнику Мюррею и пошёл, потому что уничтожать нежить — это святое, как же, жизнь против смерти и вот это всё. И — без всяких там некромантов.
Некромантов Ирвин не любил не по какой-то там невероятно важной причине, а просто так. Слишком уж задаются. Все известные ему лично мощные некроманты были какими-то не такими.
Скажем, Джон Торнхилл — та ещё зараза надменная. Ирвин учился на одном потоке с его младшей сестричкой Летти, тоже зажигалочка, классная девчонка, откуда только у неё такой брат-некромант, Летти-то менталистка. Или вот Элисон Горэй, раньше была просто молодым преподом, а сейчас аж целый декан факультета, как её угораздило-то? Красивая — не передать, не была бы некромантом — цены б ей не было, а она как посмотрит глазами своими ледяными, так только отступать и остаётся, ладно, не бежать бегом, а как положено, с развёрнутыми знамёнами, но всё ж равно отступать!