Придерживая самокат за руль левой рукой, под гулкие, отдававшие в уши удары сердца, я сомкнул правую ладонь на тёплой, нагретой моим теплом оружейной рукояти и потащил пистолет под горячее солнце Нанды, попутно снимая флажок автоматического предохранителя.
***
— Никогда! Я повторяю, никогда! — в миллион первый раз талдычил сержант Бо, выстроив в две шеренги наш взвод, оглохший от пальбы и провонявший едкими запахами стрельбища. — Не задумывайтесь перед выстрелом! Думайте до того, как примите принципиальное решение применить оружие. Или после! Но в процессе — никогда!!! «Если», «Зачем», «Для чего», «Почему», «А что будет» — ваши враги. Смертельные сомнения! — он не говорил, забивал слова в наши куцые мозги. — Они ведут к неуместным рассуждениям о ценности человеческой жизни и прочему бреду, лишнему в боевой обстановке. Пока вы соображаете — вас убили. Только так! И никак иначе! Выживете — философствуйте на здоровье. Но потом! Повторяем…
— Не задумываться… — проревел взвод, мысленно посылая зануду-командира ко всем чертям…
И следом, обрывками, промелькнул Псих с его вечным желанием помочь ближнему.
— Ты когда-нибудь людей убивал? — поинтересовался художник-боец, уставившись на парковочный светильник. — Ты осознаёшь, как это, забирать жизнь?
— Нет. Но морально готов.
— Так не бывает. Если ты не маньяк и не душевнобольной, то в тебе должны быть сомнения. Просто обязаны! Бух! — он выставил перед собой указательный палец, имитируя выстрел. — И всё! Ты убийца. Назад не отыграешь. Потом начнутся ночные кошмары, самоедство, поиск прошлого, чистого себя.
Заботливая откровенность друга откровенно намекала, что мне следует отказаться, перепоручить судьбу Цаха более опытному, то есть ему. Но я не мог. Хватит прятаться от неизбежного.
— Когда ты прострелил башку Хлюпе, что ты чувствовал? — я умышленно не ответил на провокационный вопрос о сомнениях. — Горечь, досаду, желание всё исправить?
Сослуживец быстро сообразил, к чему столь философский подход, и без особой подготовки бухнул:
— Ни хера я не чувствовал. Противника видел. И сейчас бы ничего менять не стал. Ты мой друг, а он…
— Источник неприятностей, — мне не составило труда закончить фразу за него. — Вот и у меня так. Цах — ступенька к цели. Заметь, не добропорядочный семьянин, не случайная жертва, а вполне конкретный отморозок, киллер. Ты же мне об этом долго твердил, подготавливал. Я поверил… И вообще, Псих, успокойся. Мы же его вроде бы не убивать собирались, а всего лишь подстрелить.
— Всякое случается, — оставил за собой последнее слово первый номер и постучал пальцами по рулю. — Пицца вкусная. Вернёмся — ещё закажем. Предлагаю разбегаться. Мне тоже необходимо подготовиться…
За что люблю свои внезапные воспоминания — они всегда помогают собраться, не отвлекая от основной цели.
Подсознание, будто по заказу, выдаёт именно то, что способно в данное мгновение поддержать, направить, создать необходимый эмоциональный настрой. Стимул для первого шага, если угодно. Внутренний голос, как я прозвал эту удобную странность — умелый пропагандист, хирург, многоопытно отсекающий всё лишнее и вдохновляющий доступным, кратким набором образов для веры в себя. И никакого ступора! Все картинки крутятся где-то в глубине, не затеняя разум или ощущения.
***
Человека передо мной не было. Вместо него — ростовая мишень с мужскими очертаниями. При каждом выстреле в ней, как и положено, появится дырочка. Появится-появится, не промахнусь.
— Э… — кто-то из обывателей соизволил заметить человека с оружием — более чем непривычное дополнение к будничному пейзажу. — Ты…
Но я его не слушал.
Пистолет дважды дёрнулся под шум выстрелов, спина идущего впереди Цаха обогатилась таким же количеством красных пятнышек, особенно ярких на белой рубашке. Ближе к правому боку, там. Если поторопятся, то спасут.
Раненый остановился, нелепо попытался обернуться назад и, заваливаясь, опустился на колени. Дальнейших нагрузок его подпорченный организм не выдержал, отказал, позволив телу рухнуть носом на тротуар.
Хрипы, ещё в падении рванувшиеся из горла подранка, громкими я бы не назвал, но уж жуткими — точно. Нутряные, нечеловеческие звуки будто дрались с гортанью, требуя выпустить их все и сразу. Наверное, так звучит жажда жизни.
Идущая с Цахом женщина завопила, выронив сумочку и падая на колени рядом с подстреленным. На меня она не смотрела. Ужас случившегося парализовал сознание поклонницы соцсетей, приковав взгляд к раненому мужу.
Вот так, просто. Два движения указательного пальца, и сильный, видавший всякое мужчина корчится на дорожке. Без всяких там «по-звериному ощутил приближающуюся опасность» или «обернулся на щелчок предохранителя»… Ничего он не заметил и не почуял. Потому что я не позволил.
Бывайте. Дальше без меня. Откланиваюсь.
… — Преступления бывают или планируемые, или спонтанные, — авторитетно вещал усатый дядька из обожаемых передач моего детства, подчёркивая озвученный постулат скупой, продуманной жестикуляцией. — Планируемые требуют долгой подготовки, сообщников, грамотной многовариантности комбинаций и некоторой толики мозгов. Как вам известно, дорогие зрители, преступников, способных обмануть, доблестных сыщиков, — тут он делал уточнение, — до поры, крайне мало. Но ведь мы же интересуемся не тривиальными личностями, — объектив камеры выделял строгое лицо с пронзительным взором, — а настоящими самородками в криминальном мире!
Ракурс смещался, являя дядьку уже в другой локации, на фоне почти чёрно-белых трущоб.
— Спонтанные преступления, какими бы примитивными они не казались, тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ограбление банка на весах закона редко перевешивает убийство женщины, ребёнка, — тут для большего эффекта выдерживалась трагичная пауза, — в тёмном переулке ради пустячных украшений. И бывает так, что зауряднейшее, кажущееся понятным преступление заставляет полицию рыть носом землю долгие месяцы, а то и годы.
Фон меняется в очередной раз, перемещая зрителей в парк, на тенистую аллею.
— Но сегодня я хочу вам рассказать об одном из наиболее сложных дел за последние полвека. Происшествии, где использовались как трезвый расчёт, так и сумасбродная надежда на милость Фортуны. Злоумышленник не пожелал утруждаться серьёзной подготовкой или поиском сообщников. Он поступил иначе. Понадеялся на… А вот об этом, почти уникальном случае мы сейчас и поговорим…
Моё спасение — это скорость. Только она, и больше ничего. Вот к чему так долго подводил ведущий, удерживая интригу.
Пистолет летит в сторону. За оставленные отпечатки пальцев не опасаюсь. Металл, включая патроны, скрупулёзно обработан и вычищен почти до стерильности, место соприкосновения с телом заранее обмотано пищевой плёнкой (из-за которой жутко парило), а прочнейшие медицинские перчатки по-прежнему на мне. Когда его найдут, то кроме того, что оружие попало в сей благословенный город из зоны боевых действий, более ничего не узнают, а я это скрыть и не стремлюсь. В пулегильзотеке ствол по-любому значится.
Дальше.
Прыгаю на самокат, ускоряясь до предела и просаживая на глазах шкалу заряда аккумуляторов. Придомовая дорога пустая, обыватели ещё ничего толком не осознали. Но это ненадолго. Крик женщины уже заставляет всех вертеть головой, выискивая источник беспокойства, и обязательно найдётся сообразительный малый, способный быстро сопоставить окровавленного человека на тротуаре и удирающего меня. Если станет снимать ролик для соцсети — пусть. А вот если окажется героем…
Пожилой, упитанный мужчина, вразвалочку шедший метрах в пятнадцати позади Цахова семейства, относился именно к «неравнодушным мудилам, которым больше всех надо». С удивительной для его туши прытью он бросился наперерез, одышливо требуя:
— Стой!!!
Принимаю к противоположному от смельчака бордюру. На короткий рывок его хватит, на погоню — нет. Комплекция не та, да и возраст не способствует к длительным забегам.