Вот и на похоронах бабушки, когда Лола ревела так, что отец на неё даже голос повысил, и потом заставлял пить что-то вонючее от нервов, Глеб только играл желвакам, посматривал в небо, но ни одной слезинки он не проронил.
Да мало ли ещё всяких случаев, когда он мог бы расстроиться, но слезы… Не было их никогда. А тут… Лола тихо отползла от балконной двери по стенке, которая цепляла своими неровностями за одежду и неприятно холодила спину, и пошла на выход. Не было её здесь. Не видела она ничего. Но вот думать об этом не перестала
Глава 2.
- Девочки… - Лола хваталась за голову, - как такое может быть? Она такая довольная, сытая, как кошка, нажравшаяся сметаны, а он… ну вот полностью раздавленный, какой-то совсем… понимаете, будто выжатый!
Сморщенное как от боли лицо Лолы ещё раз дернулось, она хлебнула кофе с коньяком, и подперев кулаком подбородок, уставилась в окно. Девчонки переглянулись, сочувственно кивая. С Глебом они знакомы не были, но горю подруги посочувствовать могли. Если она была такая подавленная, то уж состояние её брата представить было не сложно.
Лолка была немного легкомысленной особой. Так считали её подруги, которых было видимо-невидимо: бывшие одноклассницы, коллеги, знакомые по курсам, практически все её квартирантки. Но все они сходились во мнении, что открытость, щедрость и дружелюбие Лолы перекрывали её недостатки.
Всех своих квартиранток она помнила в лицо, по имени и кто где живёт. Многих поздравляла с днями рождения и другими праздниками, и всячески поддерживала с ними хорошие отношения. Это стало тем же привлекательным моментом, благодаря которому комнаты, которые сдавались в аренду, не пустовали больше дней к ряду.
Совсем не так все было в тот сложный период, когда квартира только-только перешла к ним по наследству. В тот период встал вопрос, что с ней делать и как содержать, стал очень остро. Все были заняты работой, учебой и своей жизнью, а квартира, которая и так отняла бесконечное количество времени, средств и сил при переоформлении, теперь висела тяжелой гирей на плечах семьи. Все льготы, которыми пользовалась бабушка, были сняты, а квадратные метры требовали ремонта.
На семейном совете рассматривался даже вопрос её продажи. Однако перспектива потерять недвижимость, которая только росла в цене, как-то пугала. Да и неправильно продавать жилплощадь, нецелесообразно, когда в семье уже подросли двое взрослых детей, которые не сегодня-завтра обзаведутся собственными семьями и будут нуждаться в этом жилье.
Бабушкина квартира была просторней, но находилась в очень неудобном районе – далеко от работы отца и матери, и на учебу Глебу добираться нужно было бы тремя транспортами. А значит, пришлось бы отказаться от подработок в больнице, чего парень допустить никак не мог. Да и мама категорически отказалась заниматься переездом на новое место: «Мне не двадцать лет, кататься с места на место, и заново обживаться».
Таким образом, нужно было как-то организовать превращение тяжелого бремени в источник прибыли. На крайний случай – в нечто самоокупаемое. Но как все это сделать, ни родители, ни дети не знали – никто из них не занимался подобным, и с какого края зайти, конечно, не имел понятия.
Выручила соседка по даче. Она работала деканате какого-то вуза, где заочники часто интересовались съемным жильем на время сессий. Такой вариант показался родителям очень интересным: сдавая квартиру на короткий срок, можно было и денег на ремонт накопить, и в любой удобный момент, если кому-то из детей понадобиться жилье, отказаться от квартирантов.
Отец с одной стороны понимал, что этот вариант – хорошая возможность решить проблемы с квартирой, но с другой… Вполне серьезно считал, что интеллигентным людям зарабатывать, сдавая жильё в аренду, не пристало, что это какое-то барыжничество, да и просто унизительно.
Но жена вспомнила свою молодость, когда снимала угол у хозяйки, то есть кровать в комнате, где жили ещё несколько таких же, как она, девочек. И предложила сдавать не всю квартиру, а только две из трех комнат, а в третьей поселить Глеба, для присмотра. С его нагрузкой он, конечно, не мог бы появляться там часто, но даже иногда приходя, вполне мог держать в тонусе квартирантов, следить, чтобы квартиру не разобрали по кирпичику. Папу почем-то пугало именно то, что жильё чужие и равнодушные люди могут привести в негодность.