Поэтому такой вариант, с присмотром, показался вполне сносным компромиссом между сдачей квартиры в аренду и тянущей тяжестью оплаты нежилой квартиры.
Глеб плохо отнесся к этой идее – ему это было очень неудобно, но понимая, что у него, у единственного, есть возможность так или иначе заниматься этим вопросом. Он даже пытался делать ремонт. Но его сумасшедшая нагрузка делала его роль надсмотрщика почти фиктивной.
Но сместил его с должности присматривающего отец, и совсем о другой причине. Он как-то заехал на квартиру бабушки в надежде застать там сына. Но обнаружил там стайку молоденьких девиц в легких домашних одежках, едва прикрывающих срам. Девицы с чем-то горелым возились на кухне, а как только поняли, что заявившийся дядя – один из хозяев, набросились на него с требованиями починить унитаз, поставить стиральную машину и привезти телевизор. Ошарашенный «дядя» быстро ретировался, натянув на лицо свое самое строгое и отрешенное выражение – напор полуобнаженных девиц обескураживал.
Но дома устроил дискуссию о том, можно ли молодому мужчине жить в доме, полном голозадых молоденьких девушек. Лола потом, посмеиваясь, делилась с Глебом:
- Я так ярко представляю, как папочка краснел, потел и смотрел в потолок, обнаружив толпу полуголых нимф в бабулиной квартире! Как ты там живешь? Они к тебя не пристают?
- Ой, Лола, - протянул уставший Глеб, полулежавший с закрытыми глазами в кресле, - я их не различаю, они для меня все на одно лицо. Бывает, стучат в дверь, зовут чаю попить. Я отказываюсь, они предлагают принести в комнату. Но мне не до чего, честно. Я там только сплю. И мое присутствие там… - он зевнул, - номинальное. Пока меня нет, они там все что угодно могут устроить – и оргию, и пожар, и потоп.
- Ну хоть не мусорят там?
Глеб через зевоту пожал плечами и засопел, дремая.
Отец требовал прекратить сдавать квартиру оптом и в розницу, выгнать всех квартирантов и сделать нормальный ремонт. Мама согласно кивала.
- Да, хорошо. Конечно, давай всех выгоним. А на какие деньги будем ремонт делать?
Отец недовольно поджал губы и стал ходить по комнате, заложив руки за спину. В своей домашней кофте, теплой и лохматой, он был похож на большого медвежонка или на домового. Только бороды не хватало. Глаза сердито сверкали за очками, и недовольное лицо только увеличивало сходство.
- Ну и что ты предлагаешь? Или пусть так и будет? – опять стал заводиться отец. – Дождешься, когда сразу несколько из этих бабочек заявят, что ждут ребенка от нашего сына. И все, не будет у нас ни квартиры, ни сына!
- Ну сын, поди, останется… - скептически хмыкнула мама. – Но вот насчет квартиры, пожалуй, стоит поразмыслить.
И пристально уставилась на Лолу. Та сначала даже не поняла, к чему этот взгляд. Только когда к маме присоединились сначала Глеб, а потом и отец, сообразила.
- Да ладно. Я ж ещё весной была маленькая. А сколько тут прошло? Два месяца?
Как раз весной решался вопрос, куда Лоле поступать. Она не хотела никуда. Ну не нравилось ей учиться, вся эта беготня на занятия, пересдачи, борьба за стипендию... Она хотела работать и зарабатывать деньги, готова была идти хоть в дворники, хоть в почтальоны. Но родители стали стеной – нет, только вуз. Глеб был настроен более лояльно, а сестре казалось, что как раз более прагматично и здравомысляще, предлагая дать ей поработать.
- Вот хлебнет она тяжелого физического труда, через годик в ней трудовой энтузиазм напрочь погибнет. Не давите инициативу, предки!
Но родители его не слушали.
При всей удивительности их семьи, где все были умницы, золотые руки, где высшее образованнее было даже у дедушки, который закончил университет после революции, во время разрухи, были огромные количества грамот, дипломов, олимпиад и прочие подтверждения успехов в труде и учебе, Лола выпадала из этого пантеона умников. Училась она так себе, на четверки, густо перемежавшиеся тройками, звезд с неба не хватала, и даже одиннадцатый закончила с трудом: все порывалась бросить школу и пойти с аттестатом девятого класса в какой-нибудь техникум, которые теперь назывались колледжами.