— Послушай, чем ты все-таки занимаешься?
— Драммонд, я отлично вижу, что ты мне не доверяешь. С чего ты взял, что я должен доверять тебе больше? Может быть, теперь, когда я рассказал тебе диспозицию, ты вспомнишь, что хороший Конахан — мертвый Конахан? В принципе, теперь, при удачном стечении обстоятельств, ты мог бы добраться до Рамо-Вэлли и сам, и быстрее, чем в моей компании, не цепляясь за каждый встречный город, где я обязан бывать дважды: один раз — до, и другой — после тайсов.
— Верно ли я тебя понял?
— Если думаешь, что я навожу тайсов, то — неверно. Не бойся. Если они меня поймают, они так развлекутся… Короче, живым мне попадаться нельзя. Речь тут пойдет не только о моей шкуре, что, в общем-то, мое личное дело, но и о моих знаниях. Так что, Драммонд, я чертовски опасная компания.
Увлеченные разговором, они придержали коней и вздрогнули от неожиданности, когда ехавшая впереди Мария, сделав то же самое, присоединилась к их беседе.
— Ты хочешь оставить нас, Рэм?
— Нет, но я не хочу, чтобы вы в отношении меня имели какие-то сомнения. В случайных дорожных неожиданностях я могу вам здорово помочь, но если на меня будет вестись планомерная загонная охота, то каждый, кто находится возле меня, подвергнется смертельной опасности. Решай сам, Драммонд.
Джек задумался.
— Как хочешь, — сказал он решительно. — Я никак не могу вообразить ситуацию, в которой ты, рыжая стоеросовая дубина, имел бы настолько важное значение, чтобы тайсам стоило вести на тебя особую охоту. Кому, кроме Драммондов, нужна твоя паршивая шкура?
Рэм расхохотался.
— И тебе того же, и тебя так же. Чтобы не остаться в долгу, обязан сказать, что ценю тебя столь же высоко.
— Джек! — снова вмешалась Мария. — Вернитесь чуть назад.
Туда, где вы говорили об опасности. Могу я попросить, чтобы в таком случае, вероятно, в пылу большой драки, вы не забыли об одной вещи?
— О чем ты?
— Рэм сказал, что ему лучше не попадаться живым. Я думаю, ты понимаешь, что то же касается и меня. Пообещай не забыть об этом.
Джек натянул поводья, от неожиданности его лошадь осела на задние ноги. Подобные вопросы он не способен был обсуждать на скаку.
— Мария… я надеюсь, до этого не дойдет, — растерянно сказал он.
— Ты должен пообещать, что сделаешь это, и избавить меня от страха. Потом, после… они все равно меня убьют.
— Если позволишь, Мария… я могу пообещать, что сделаю это.
— Правда? Я буду очень благодарна тебе, Рэм.
Больше она ничего не сказала, а только подала лошадь вперед, и молодые люди последовали за стуком ее копыт.
— Знаешь, — сказал Джек, — иногда ты все-таки вызываешь у меня… сомнение. Ты человек или волк?
— Хочешь сказать, ты сам должен был пообещать ей это, да пороху не хватило?
— Я хочу сказать, что боюсь за нее. И больше всего в этом отношении я боюсь тебя, потому что… Похоже, ты втерся к ней в доверие. Мария — чистая и нежная девушка, а ты… Я пытаюсь себе представить, что с тобой происходит, когда ты видишь карие глаза, нос горбинкой и каштановую шевелюру Драммондов. Я, понимаешь ли, видел труп Каспера.
Рэм помолчал. Круглая полная луна катилась к западу.
Близился рассвет.
— Ну, давай разберемся, — сказал он глуховато. — Каспер получил то, что ему причиталось. Разумеется, я думал о мести в масштабах «всех — на всех». Я хотел этой мести. Я мог бы свихнуться, если бы не пролил кровь Драммондов, и ты способен это понять, не так ли? Мои любимые катакомбы дали мне власть над Драммонд-Холлом. Я мог свободно бродить по вашему дому, убивая всех, кого мне хотелось, и исчезая, как призрак, абсолютно безнаказанный. Ты даже представить себе не можешь, какое это забавное чувство — ходить по дому, полному спокойно спящих врагов. На эту всю вашу крепость хватило бы одной бутылки масла и пары ударов кремнем.
Джек стиснул зубы. Это и вправду был кошмар — озверевший Конахан в самом сердце цитадели Драммондов.
— И почему же ты выбрал спальню Марии?
— Да я ошибся! Этот ваш склеп пронизан ходами, как сыр — дырками. Попробуй сосчитай, шестнадцатый или восемнадцатый там поворот налево! Когда она проснулась, я подумал — визгу будет! А она вместо этого очень мило попросила не причинять ей зла. Ей! Да у меня сроду рука не поднималась на женщину, ребенка и лошадь.
— Ты только в этот момент вспомнил о своем кодексе?
— Мы проясняем мое отношение к Марии? Тогда слушай. Я люблю твою сестру. Я рад, что в ее глазах не запятнал себя никакой гнусностью. Ее мнение для меня много значит. И защищать ее я буду ничуть не менее рьяно, чем ты.
— Надеюсь, Конахан. А я постараюсь защитить ее от тебя.
Никогда Драммонды не отдавали своих женщин Конаханам, никогда Конаханы не имели на их счет серьезных намерений. Она — не для тебя. Не верить тебе — мое право, а поскольку я теперь ее единственный родственник, то и решать буду я. Возможно, это семейная ошибка… ее вырастили так, что в реальной, грубой жизни ей будет, мягко говоря, не по себе. Ее окружает вымышленный мир. Ей еще предстоит быть потрясенной тем, что люди поступают не так, как они должны были бы поступать с точки зрения благородства и рыцарства. Куда ее, такую, деть, никто толком не успел задуматься. Сейчас ей семнадцать лет, и она лучше подготовлена для монастыря, чем для замужества. Она очень верующая. А теперь посмотри на себя. Ну… куда ты лезешь, Конахан? С твоим-то послужным списком в амурных делах…
— Ты уже рассказал ей, какой я не заслуживающий доверия мерзавец?
— Рассказал, будь спокоен.
— Может, — неожиданно сказал Рэм, — ты и прав. Разберемся.
И он, закончив разговор, резко послал Ройча вперед.
Солнце поднялось на хмурое неяркое небо, осветив пустошь, по которой двигались три всадника. Несмотря на то, что они скакали всю ночь, тайские низенькие лошадки бежали ровным, не очень скорым, но неутомимым степным аллюром. На могучем Ройче, бывшем, по крайней мере, на полфута выше их, ночной путь тоже не оставил отпечатка. Тем не менее Рэм принялся высматривать подходящее место для привала.
Ему приглянулась узкая скальная расщелина в распадке двух невысоких холмов. Там, правда, не было воды, но вид сверху на пустошь открывался отличный. Поскольку фляги они предусмотрительно наполнили на предыдущей стоянке, проблема жажды их не волновала.
Рэм повернулся было, чтобы помочь Марии спуститься с лошади, но Джек постарался опередить его и через плечо сестры послал Конахану ослепительную улыбку. Приняв, как должное, что бдительный братец установил вокруг девушки охрану, Рэм отправился устраивать лошадей.
— Вейс недалеко, — сказал он, вернувшись. — Тепло, может, не будем разжигать костер? Завтра утром будем уже там, а пока обойдемся без горячей пищи.
Мария устало кивнула. Она сидела, привалившись спиной к валуну и вытянув ноги. Заметив, что Рэм внимательно на нее смотрит, она попыталась ему улыбнуться. Улыбка вышла утомленной, и Джек разозлился — чего еще ему надо, видит же, что она совершенно измучена. Игнорируя его, Рэм присел возле Марии на корточки.
— Можно посмотреть при свете? Одежда подошла?
— Как будто сшита на заказ. Спасибо, Рэм. Как удалось так точно определить размер?
— Это опыт, — медовым голосом произнес Джек, вырастая над плечом Рэма. — Этим и вправду стоит гордиться, Конахан. Представляю: Крисборо пылает, пороховые склады взлетают на воздух, а наш герой копается в гардеробе.
— Так все и было, — признал Рэм. — Но мужская одежда — это пустяки. Вот если бы я забрался в дамскую лавку… Там столько интересного, я бы, наверное, и к утру не вернулся.
От их дружного хохота с вереска со страшным шумом снялась стая ворон.
Мария, переводя взгляд с одного на другого, тоже повеселела.
— Господа, — сказала она, — мне кажется, вы не одни. Вы все-таки находитесь в дамском обществе.
— Ты так одета, что немудрено об этом забыть, — резонно заметил Джек. — Согласись, что так путешествовать удобнее.
Рэм еще раз оценивающе посмотрел на Марию. От ночной скачки ее лицо разрумянилось, и, хотя видно было, что она здорово устала, выглядела она прелестно. Масса темно-каштановых волос рассыпалась по замшелому валуну, к которому она прислонила голову, светящиеся золотом на изгибах локоны украсили коричневую замшу ее куртки, разбежались по богатому кружевному воротнику белоснежной сорочки, трогательно выглядывавшему на свет божий. Рэм позаботился подобрать ей красивые вещи.