- Вы занимались? – спросила Киселёва Надежда Сергеевна на пересдаче зачёта, испытующе посмотрев на его бледное с синяками под глазами лицо. Она же в этот раз выглядела особенно привлекательно: бежевое французское платье было ей как нельзя к лицу.
- Конечно занимался, - едва шевеля губами, ответил Дима, уставившись на неё своим немигающим взглядом. И чёрт его дёрнул добавить:
- Занимался… С одной старшекурсницей…
- Берёте платные уроки? – почти свирепо спросила молодая преподавательница, услышав слово «старшекурсница».
- О нет, это всё на общественных началах…
Свою роковую ошибку он понял только тогда, когда Надежда Сергеевна, едва услышав начало его ответа, странно улыбнулась сильно сжатыми губами, и раздраженным сухим тоном пригласила его принять участие в третьей пересдаче зачёта:
- И запомните, Киселёв, это будет ваш последний шанс! Если не сдадите, будете отчислены из института. Советую вам взяться за ум и забыть о девушках, если не хотите потом хвататься за голову.
- Разве за зачёты отчисляют из института? – наивно удивился Дима.
- Отчисляют, ещё и как отчисляют! Или хотите проверить это на себе?!...
- Скажите пожалуйста… Как жестоко... А на второй год не оставляют в институте?
- Нет, - безжалостно произнесла преподавательница.
Дима мрачно, исподлобья, посмотрел на преподавательницу, собираясь мысленно предать её образ символическому сожжению, но, тем не менее, повременил с этим актом умственного вандализма.
- И не надо на меня так смотреть, Дмитрий, - впервые назвав его по имени, ответила на его упрямый взгляд Надежда Сергеевна. – Вы, как я посмотрю, большой сочок!
- В каком смысле?
- Филоните, вот в каком! Учиться надо, не всю же жизнь развлекаться, - смягчив тон, на прощание, произнесла Надежда Сергеевна, издевательски помахав ему рукой, как будто она сидела в вагоне отъезжающего поезда. Слова красавицы- преподавательницы подействовали на Киселева отрезвляюще, как клизма из ледяной воды. Впервые в голову Дмитрия пришла святая мысль, что она абсолютно права, и если не поднапрячься, то институтский экспресс может продолжить дальнейший путь без него, а он отправится домой учиться с бабушкой.
- Ничего себе хорошенькая девочка, граф! Мой дорогой сэр, она преследует меня, как тень отца преследовала Гамлета, – слёзно жаловался, вернувшийся в общежитие Дима Звягинцеву, нервно рвал на груди волосы и бил себя ногами в грудь. – Ничего не остаётся, граф, как засесть за учебники и внимательно прочесть конспекты великого Тюбика. Почему Вадик не предупредил, что к конспектам не прилагаются снисходительные преподаватели?!
Через две недели на последнюю пересдачу, Дмитрий пришёл с некоторыми, хотя и не слишком обширными, познаниями в области языкознания. Тем не менее, у него, почему-то были нехорошие предчувствия, и поэтому он намотал на шею, перед тем как зайти в класс, толстый длинный шарф, на время одолженный у тёти Кати, стал тяжело, хрипло дышать и гулко кашлять.
- Никак заболели? – без всякой жалости спросила Надежда Сергеевна, критически посмотрев на нерадивого студента.
- Да, - стараясь издавать хрипящие звуки забитой раковины, ответил Дима, - сквозняки проклятые, горло сводит…
- Странно…- всё так же без всякого милосердия хитро сказала Надежда Сергеевна, - а всего десять минут назад я случайно услышала, как вы очень громко смеялись во дворе института со своим закадычным другом Звягинцевым. Конспиратор из вас не важный, надо признать! Жизненные силы слишком уж вас переполняют, Киселёв!
Дима хмуро посмотрел на неё взглядом загнанного зверя. Терять ему было нечего. Он медленно снял шарф, откашлялся и приготовился непременно взять эту крепость, чего бы ему это не стоило или умереть героем.
На его счастье попался билет с вопросами, на которые он знал ответы: в течение получаса молодая преподавательница молча выслушивала разглагольствования Дмитрия о нюансах произношения аборигенов Австралии. Наконец, она сжалилась, приветливо улыбнулась и произнесла:
- Хорошо, достаточно, вы, как я вижу, не безнадёжны. Такие успехи всего за две недели… Я рада за вас.
- А как я рад, что вы рады! Как я рад за вас … То есть за себя, - попытался, было съязвить, но осёкся Дима, вспомнив, что в зачётке ещё не стоит роспись прелестной преподавательницы, и тут же постарался придать лицу выражение приятной покорности.
- Давайте зачётку. – Дима бережно передал преподавательнице свою измятую, покрытую пылью и пятнами зачётную книжку.