— Кать, — тихо позвал я. — Ответь на один вопрос. Этот человек — не тот, кто тебя сталкерил последние пару дней? — я внаглую кивнул в сторону здоровенного японца со шрамом.
— Нет, — отрицательно покачала головой девушка. — Тот… он остался там, он был в той банде…
Я все еще ждал, что на нас сейчас рявкнут, чтобы мы заткнулись. И ничего. Никакой реакции. И я с каждой минутой расслаблялся все больше, потому что в моей душе ледяной холод медленно отступал, уступая место другому чувству.
Катька всхлипнула, закусила губу, ее челюсть задрожала.
— Ярик… мы… нам хана, да? — спросила она сквозь слезы.
Будучи уже почти уверенным в своей правоте, закидываю еще одну удочку прежде, чем поделиться с девушкой, тем, что ей сейчас нужнее всего. А именно — надеждой.
— Извините, — привлек я внимание здоровяка, слегка подняв руку. — Можно вас попросить? У вас не будет немного воды? У девчонки сейчас обморок случится…
Японец безучастно глянул на меня, потом молча протянул руку, щелкнул защелкой панели и в его руке оказалась начатая бутылка минералки без газа. Он протянул ее мне, и отвернулся к окну. А я расплылся довольной улыбкой, выдохнул, и тихо рассмеялся истерическим смехом, испытав неописуемое облегчение.
— Ты чего? — осторожно спросил Леха, а я кинул ему бутылку с водой.
— Держи. Дай Катьке, пусть пару глотков сделает, успокоится. И ты расслабься. Теперь все позади, все кончилось.
Оба, и Лешка и Катя одновременно глянули на меня как на ненормального.
— Ярик, — осторожно начала девушка. — Ты… шутишь так? Что кончилось? Нас же сейчас завезут…
— Куда? — ухмыльнулся я уже не вздрагивая, и не опасаясь реакции «похитителей». — Никуда нас не завезут. Высадят где ни будь поближе к городу…
— С чего ты взял? Что…
— А вы подумайте головой, как следует! — торжествующе выдал я и принялся строить теорию. — Вы хорошо помните, как вас приволокли в эту дыру? Наручники, мешки на голову, грубое обращение… А сейчас? Вас осторожно посадили в машину, не связали, не заткнули рот и не засунули в багажник. Похитители не реагируют на наши разговоры, не обрывают, требуя заткнуться. Предоставили относительную свободу, склонны удовлетворять мелкие просьбы в пределах разумного, как с той же водой, — я кивнул на бутылку.
— И… что? — все еще не понимая спросила девушка.
— А то, — торжествующе сказал я, — что это не похищение! Это — спасательная операция! Вы в безопасности! Мы в безопасности!
Катя с недоверием посмотрела на меня, потом на Лешку, тоже недоверчиво моргающему. А на лице сидящего напротив здорового японца проступила слабенькая, едва заметная ухмылка.
Глава 21
Девушка от удивления даже плакать перестала, неуверенно переводя взгляды с одного застывшего молчаливым изваянием японца на другого. Потом осторожно уточнила:
— Ярик, я, конечно, понимаю, что ты хочешь меня успокоить… но я своими ушами слышала. Если бы те не сдались и не отдали нас…
— Такой опции у них не было, Кать. Сама подумай: у подонков, что тебя похитили была конкретная цель — поймать меня… не хочу фантазировать дальше, но реально я бы предпочел сдохнуть, чем остаться в их руках. Эти же господа, выполняя задание по нашему спасению, сделали три вещи: показали абсолютное превосходство в расстановке сил, показали абсолютное безразличие к сохранению наших жизней, и напомнили о своих принципах — мы всегда получаем что хотим, вопрос цены для нас вторичен…
— Но как так? Если нас спасают, но при этом наши жизни не важны…
— Я не сказал, что они не важны. Я сказал, что на это указано противнику, причем максимально достоверно. Если бы Мазанакис понял, что нас не захватывают а спасают — была бы перестрелка, кого-то ранили бы или убили. А так он верил в то, что их просто убьют вместе с нами, чтоб не возиться. Остальное сделал страх. Шакалы всегда готовы вцепиться в слабого, но перед львом поджимают хвост и думают только о своих шкурах… Война — путь коварства и обмана, а неначатый бой — выигранный бой. Так ведь, господин Танака? — я осторожно обратился к здоровяку, который единственный из всех боевиков смотрел на меня с долей интереса, но продолжал хранить молчание. Только улыбка стала чуть-чуть шире, еще больше убеждая меня в своей правоте.
— Умный, — вдруг сказал японец и улыбнулся еще больше. — Даже не знаю, хорошо это для тебя или плохо. Но умный, этого не отнимешь…
А я довольный откинулся назад в кресле, и закрыл глаза, впервые за долгие четыре часа вздохнув с облегчением. Леха тихо выдохнул, опустив голову, а девушка заплакала — на сей раз от облегчения.