— Хорошо, прекрасно, они умерли.— Рыжий пожал плечами.— Да, так вот, я говорил,— и вам, черт подери, стоит мои слова запомнить, потому что я это точно знаю,— что монахи взяли священную чашу и священную просфору и пошли в потайное место в храме Святой Софии. Мой отец все видел своими глазами. Я знаю тайну.
— Глазами, глазами...— передразнил его пожилой человек.— У тебя, должно быть, павлин был вместо отца, что у него столько глаз!
— Заткнись, или я перережу тебе горло! — огрызнулся рыжий.— Смотри, что ты сделал с Франсиско, взял его и опрокинул Господи! — Он лениво перекрестился.— Да у него на затылке кровь!
Мой господин обернулся и, нагнувшись, намочил пальцы в этой крови. Он медленно повернулся ко мне, потом к рыжему и слизнул кровь с одного пальца.
— Мертвый,— с легкой усмешкой сказал он.— Но она еще вполне теплая и густая.— Он медленно улыбнулся.
Рыжий смотрел на него завороженно, как ребенок на представление марионеток. Мой господин раскрыл окровавленную ладонь, как бы говоря: «Хочешь попробовать?»
Рыжий схватил Мариуса за запястье и облизал кровь с большого и указательного пальцев.
— М-м-м-м, как вкусно,— протянул он.— Все мои товарищи — отличной крови.
— И не говорите,— ответил мой господин.
Я не мог оторвать взгляд от его изменившегося лица. Теперь казалось, что его щеки даже потелшели, а быть может, они просто изменяли форму, когда он улыбался. У него порозовели губы.
— И я еще не закончил, Амадео,— прошептал он.— Я только начал.
— Он не сильно ранен! — настаивал пожилой человек. Он рассмотрел лежавшую на полу жертву. Он волновался. Неужели он его убил? — У него на затылке просто крошечный порез, вот и все. Разве нет?
— Да, крошечный порез,— сказал Мариус.— И в чем же заключается тайна, дорогой друг? — Он повернулся спиной к седому мужчине, заговорив с рыжим с куда большим интересом, чем прежде.
— Да, прошу вас,— сказал я.— В чем же тайна, сударь? В том, что священники бежали?
— Нет, мальчик, не будь тупицей! — ответил рыжий, взглянув на меня через стол Он был невероятно красив. Бьянка его когда-нибудь любила? Она никогда не рассказывала.
— Тайна, тайна...— сказал он.— Если ты в эту тайну не поверишь, то ни во что рке не поверишь — ни в святое, ни в нечестивое.
Он поднял кубок. Но тот был пуст. Я взял кувшин и наполнил кубок темным ароматным вином. Я подумал, не стоит ли и мне попробовать, потом отвращение взяло верх.
— Чушь,— прошептал мой Мастер.— Выпей за упокой их душ. Давай. Вон чистый кубок.
— Ах да, прости меня,— сказал рыжий.— Я даже не предложил тебе кубок. Господи, подумать только, я кинул тебе на пол простой ограненный бриллиант, когда хотел получить твою любовь.
Он взял кубок — богатую, изысканную вещицу, инкрустированную серебром и усыпанную крошечными сверкающими камнями. Теперь я заметил, что все кубки составляли один набор, на каждом были вырезаны миниатюрные изящные фигурки, украшенные одинаковыми яркими камешками. Он со звоном поставил кубок на стол, взял у меня кувшин, наполнил кубок и протянул его мне.
Я подумал, что меня вырвет прямо на пол. Я посмотрел на мужчину, на его почти приятное лицо и красивые огненнорыжие волосы. Лицо его озарила мальчишеская улыбка, открывшая мелкие, но идеально белые, просто жемчужные зубы. Казалось, он влюбился в меня до безумия и размечтался, не произнося ни слова.
— Бери, выпей,— велел мне Мастер.— Ты ступил на опасный. путь, Амадео, так выпей же за знания, выпей за силу.
— Вы ведь не смеетесь надо мной, сударь, правда? — спросил я, уставившись, на рыжего, но обращаясь непосредственно к Мариусу.
— Я люблю тебя,— ответил Мастер,— но ты все-таки замечаешь что-то в моих словах, так как от человеческой крови я грубею. Так всегда бывает. Только в голодании я обретаю божественную чистоту.
— Да, и на каждом перекрестке поворачиваете меня в нужную сторону,— сказал я.— Прочь от кары и поближе к чувствам, к удовольствиям.
Я встретился взглядом с рыжим. Но я слышал ответ Мариуса.
— Кара — это и есть убийство, вот в чем камень преткновения. Кара — это убивать без причины, просто так, не за «честь, благородство и порядочность», как говорит наш друг.
— Да! — сказал «наш друг», повернувшись к Мариусу, а потом опять ко мне.— Пей! — Он протянул лше кубок.
— А когда все будет кончено, Амадео, собери эти кубки и отнеси домой, чтобы они служили напоминанием о моем провале — или поражении, ибо это одно и то же,— а также уроком для тебя. Редко я вижу это так отчетливо и ясно.
Рыжий, увлекшись флиртом, наклонился вперед и поднес кубок прямо к моим губам.
— Маленький Давид, ты вырастешь и станешь королем — помнишь? Да, я мог бы поклоняться тебе, маленький мужчина с нежными щечками, и молить хоть об одном псалме от твоей арфы, хоть об одном, лишь бы ты дал его по собственной воле!
Мой Мастер тихо прошептал:
— Можешь исполнить последнее желание умирающего?
— По-моему, он умер! — громко воскликнул седой человек.— Смотри, Мартино, кажется, я таки убил его: у него кровь течет из головы, как сок из помидора, черт бы его побрал. Посмотри!
— Да заткнись ты! — сказал рыжеволосый Мартино, не сводя с меня глаз.— Ну же, исполни последнюю просьбу умирающего, маленький Давид,— продолжал он.— Все мы умрем Я умру за тебя, так не умрете ли вы со мной, сударь,— ненадолго, прямо в моих руках? Давай поиграем в одну игру. Она вас развлечет, Мариус Римский. Посмотрите, как я заберусь на него, как я ритмично и искусно буду его гладить, и на ваших глазах скульптура из плоти забьет фонтаном, я поработаю насосом, и мне в руки хлынет влага.
Он сложил руки, как будто уже получил то, что хотел. Он еще долго смотрел на меня, а потом низким шепотом произнес:
— Я слишком мягок, из меня скульптуры не получится. Дай же мне отпить от твоего фонтана. Сжалься над умирающим от жажды.
Я выхватил из его дрожащей руки и одним глотком опустошил кубок. Внутри все напряглось, и мне показалось, что сейчас вино поднимется обратно и меня вырвет. Я заставил его спуститься вниз. Я посмотрел на моего Мастера.
— Как же мерзко, мне противно.
— Чушь какая,— ответил он, едва шевеля губами.— Смотри, какая вокруг красота!
— Будь я проклят, если он не умер,— сказал седой. Он пнул труп Франсиско на полу.— Мартино, я пошел.
— Останьтесь, сударь,— сказал Мариус.— Я поцелую вас на ночь.
Он хлопнул его по запястью и набросился на его горло. Интересно, что подумал в тот момент рыжий, который, едва взглянув на них, продолжил свои уговоры. Он опять наполнил мой кубок. Седой человек издал стон, или это был Мариус? Я окаменел от ужаса. Когда он отвернулся от своей жертвы, я увидел разлившуюся в нем новую кровь и отдал бы все на свете, лишь бы он снова стал белым — мой мраморный бог, мой высеченный из камня повелитель в нашей общей постели.
Рыжий встал прямо передо мной, перегнулся через стол и мокрыми губами приложился к моему рту.
— Я умираю из-за тебя, мальчик! — объявил он.
— Нет, ты умираешь без причины,— сказал Мариус.
— Мастер, пожалуйста, только не его! — крикнул я.
Я отлетел назад, чуть не потеряв равновесие. Рука моего господина разделила нас, и его ладонь легла рыжему на плечо.
— В чем же тайна, сударь? — отчаянно крикнул я,— тайна храма Святой Софии, в которую нужно поверить?
Рыжий был совершенно одурманен. Он сознавал, что перебрал, что происходящее не поддается никакой логике, но был уверен, что виной всему опьянение. Он покосился на руку Мариуса, лежавшую у него на груди, и даже повернулся, чтобы получше рассмотреть пальцы, сжимавшие его плечо. Потом он взглянул Мариусу в лицо, и я тоже.
Мариус стал человеком, настоящим человеком От недоступного, вечно неизменного бога не осталось и следа В его глазах мерцала кровь. Он разрумянился, как будто долго бежал, и губы его были в крови, он облизнул их, и язык стал рубиново-красным. Он улыбнулся Мартино — последнему, единственному оставшемуся в живых.