Я наблюдал за этим, как наблюдают за разгорающимся пожаром, и видел, как маленькая искорка, дарившая тепло, постепенно превращалась в бушующее пламя.
Появились насекомые, множество видов и форм. Некоторые из них стали летать, но совсем не так, как это делаем мы. Они выглядели чудовищно. Мир буквально кишел новыми живыми существами, голодными, стремительно передвигающимися. Одни питались другими — так было всегда, однако теперь речь уже не шла об отдельных и достаточно редких случаях. По мере роста числа разнообразных животных убийств становилось все больше и больше. Мало того, между ящерами происходили настоящие сражения, они буквально разрывали друг друга на части, а огромные крылатые рептилии набрасывались на мелких, бегающих по земле существ и уносили их в свои гнезда.
Изменились и формы размножения. Потомство вылуплялось из яиц, а позднее возникли и живородящие виды.
Все это я наблюдал в течение миллионов лет и иногда спокойно и словно бы отвлеченно обсуждал увиденное с Богом. Но бывали ситуации, когда я, в очередной раз ослепленный и потрясенный красотой, воспевал увиденное и взмывал на небеса. Однако там, как и прежде, мои вопросы не вызывали ничего, кроме всеобщего раздражения. Иногда между нами возникали горячие споры. «Неужели мы не должны ни о чем спрашивать?» — вопрошали одни. «Нет, вы только посмотрите! — восклицали другие.— В момент смерти ящера из него вылетает мощная и горячая искра жизни!» И в те минуты, когда мне казалось, что я никогда не смогу обрести покой, Господь вновь и вновь принимал меня в свои объятия...
«Взгляни на все внимательнее и осмысли замысел в целом,— говорил Он.— Ты намеренно видишь лишь отдельные его части».
Он обращал мое внимание на полное отсутствие пустых потерь во вселенной, на то, что разложившаяся материя служит пищей другим и что взаимообмен происходит ныне совершенно не так, как прежде, а основывается на иных принципах: «убивай и пожирай, переваривай и извергай».
«Здесь, рядом с Тобой,— отвечал я,— мне открывается лишь красота мира. Но стоит слететь вниз, зарыться в мягкую траву — и все видится в ином свете».
«Ты мой ангел, наблюдатель и хранитель, а потому обязан преодолеть в себе эти противоречия»,— увещевал меня Господь.
Когда я в очередной раз спустился на землю, настало время постичь восьмое «откровение» — появление теплокровных птиц, крылья которых были покрыты перьями.
Ударение, сделанное им на последних словах, и взволнованный тон, каким они были произнесены, совершенно не соответствовали общему тону его повествования, и это несоответствие вызвало у меня невольную улыбку.
— Крылья, покрытые перьями! — повторил он.— Сначала мы увидели головы и подобие собственных лиц у насекомых, ящериц и всякого рода чудовищ! А теперь нате-ка — появляется теплокровное существо, в котором едва бьется хрупкая жизнь, и при этом оно обладает оперением! Оно летает совсем как мы! Оно взмывает ввысь, расправляет крылья и парит!
Надо отдать должное, в кои-то веки мой возмущенный крик оказался далеко не единственным на небесах. Тысячи ангелов были несказанно удивлены, увидев эти материальные создания с такими же, как у нас, крыльями. Благодаря нежным, как и наши, перьям птицы казались очень легкими и мягкими и могли летать даже в ветреную погоду... Последствия этого события не заставили себя долго ждать.
Небеса буквально взорвались песнопениями, восклицаниями, криками... Ангелы гонялись за крылатыми созданиями, окружали их, провожали до самых гнезд и потом наблюдали, как из яиц вылупляются птенцы, как они растут и превращаются во взрослых птиц.
Понимаешь, мы и раньше становились свидетелями рождений, роста и взросления тех или иных материальных существ. Но впервые эти существа были так похожи на нас самих.
— А Господь хранил молчание?
— Нет. Он собрал нас всех вместе и спросил, как получилось, что до сих пор мы сумели узнать и постичь так мало, что этого оказалось недостаточно для избавления нас от приступов страха и гордыни. Гордыня — вот что, по Его словам, заставляло нас страдать. Нас приводила в ярость сама мысль о том, что столь маленькие, слабые создания с крошечными головками и странного вида личиками обладают такими же, как наши, крыльями. Он преподал нам суровый урок и предупредил: «Напоминаю вам еще раз, что процесс не завершен. Он будет продолжаться, и вам неоднократно предстоит стать свидетелями удивительных, поистине поразительных событий. Но вы Мои ангелы, вы принадлежите Мне и должны верить в Меня!»
Девятое «откровение» стало болезненным потрясением для всех без исключения ангелов. Одних оно привело в ужас, других преисполнило отвращением, ибо в девятом «откровении», как в зеркале, отразились, те сокровенные чувства, которые оно породило в наших сердцах. Речь идет о появлении на земле млекопитающих, чьи ужасные крики боли и муки взмывали к самым небесам и заглушали любые звуки, исторгаемые страдающими и умирающими животными. О-о-о-о! Все наши опасения, вызванные появлением смерти и разложения, оправдались с лихвой, причем в самых отталкивающих формах!
Звуки, доносившиеся с земли, стали совсем другими, и все, что нам оставалось делать, это терпеливо сносить все страхи и мучения и воссылать к небесам свои окрашенные тревогой и изумлением песнопения. Тон наших гимнов стал безрадостным, а сами они — маловразумительными. И только Господь сохранял спокойствие, и свет его оставался ничем не омраченным.
Теперь, наконец, перейдем к десятому «откровению». Человекообразные обезьяны стали ходить на двух ногах. Не насмешка ли это над самим Господом Богом?!! Но вот она перед нами — обезьяна, распрямившая спину, волосатое грубое животное с двумя руками и двумя ногами, примат, по чьему образу и подобию созданы все мы! Хвала небесам, у него не было крыльев. Надо признать, что ни одно крылатое существо даже не приблизилось к нему в своем развитии. Это животное с дубиной в руках неуклюже передвигается по земле, зубами рвет на части плоть своих врагов, кусает, бьет и закалывает насмерть всех, кто оказывает ему сопротивление. Это подобие самого Господа Бога и гордых сыновей Его — ангелов — умело владеет примитивными орудиями.
Как громом пораженные, мы внимательно рассматривали его руки. Есть ли у него большие пальцы? Можно сказать, что есть! Как громом пораженные, мы бродили вокруг мест их скопления. Неужели те звуки, которые они издают,— это своего рода осмысленная речь? Можно сказать — да! Но в чем же состоит умысел Божий? Почему Он так поступил? Неужели и это не возбудит в нем гнев?
Однако вечный свет Господень по-прежнему изливался на мир, и ничто, казалось, не в силах его омрачить. Разве не слышал Он вопля умирающего примата? Разве не достигал Его ушей визг макаки, раздираемой на части ее более крупным собратом, и разве не видел Он, как покидает ее яркая искра жизни?
«Нет, это просто неслыханно, это невозможно себе даже представить!» — вскричал я, взмывая к небесам. Ответ Господа был отнюдь не утешительным. «Мемнох,— сказал Он,— если даже Я не считаю это существо насмешкой над Собой, если Я Сам его создал, то как можешь ты чувствовать себя оскорбленным? Удовлетворись таким объяснением, Мемнох, удивляйся, изумляйся, но не беспокой Меня больше. Со всех сторон до Меня доносятся песнопения, повествующие о любой мелочи, о каждой детали Моего совершенного творения. И только ты приходишь с вопросами, которые по сути своей есть не что иное, как брошенные Мне в лицо обвинения. Все, Мемнох! Хватит! Довольно!»
Я чувствовал себя посрамленным и униженным. Само слово «обвинение» испугало меня и привело в замешательство. Известно ли тебе, что «сатана» в переводе с древнееврейского означает «противник, обвинитель»?
— Известно,— ответил я.
— Тогда, если позволишь, я продолжу. Такое отношение было мне в новинку. И тем не менее я сознавал, что на протяжении долгого времени без конца обвинял Господа то в одном, то в другом и неустанно твердил, что эволюционный процесс в том виде, в каком он происходит на земле, не может соответствовать божественной воле и желанию.