Татьяна Михеева
Две дороги — один путь
Вольные Бродяги Заколдованного леса
— 1 —
Елизавета Петушкова мыла окно, напевая под нос незатейливую мелодию из какого-то мультфильма, а слова на ходу сочиняла сама. «Что вижу, то пою». Недаром язвительный дядюшка зовет ее акыном.
Окно засверкало. Елизавета придирчиво осмотрела свою работу и выглянула во двор.
Двор был окутан светло-зеленой дымкой — это лопнули почки на деревьях. Через всю поляну тянулись бельевые веревки с простынями. Ветер надувал простыни, как паруса. На железной горке грелась акимовская кошка, красивая, но вредная (вся в хозяев). На качелях сидел Морюшкин. Елизавета по-разбойничьи свистнула. Морюшкин вздрогнул и оглянулся. Но Елизавета уже соскочила с окошка. Морюшкин человек тихий, скромный, во дворе ни с кем не общается, из него даже «привет» не вытянешь, не то что поболтать по-человечески.
— Елизавета! Что за свист! — раздалось из соседней комнаты: это дедушка.
— Простите, простите! — подхватив ведро с водой и тряпки, пропела Лизавета.
— Твои мальчишеские замашки удручают деда, ты не находишь? — спросила мама.
— Угу, — согласилась Лизавета, откусывая пряник.
Мама обняла ее за плечи, покачала из стороны в сторону.
— Ох, Ветка, тебе 11 лет, пора бы взрослеть.
— Ага! — беззаботно отозвалась Елизавета.
Одиннадцать ей исполнилась в начале апреля. Тот день был по-настоящему весенним. С Горы мутными глинистыми потоками неслись ручьи. После чая, который устроили по случаю тепла на балконе, все отправились на Гору, строить плотины. Как было весело! Только Олежка промочил ноги и немножко заболел…
— Дождалась бы обеда, — сказала мама, — а то всё всухомятку.
— He-а, за мной зайти должны.
Елизавета метнулась в свою комнату, вспомнив, что обещала Генке альбом с марками. По пути чуть не сбила с ног старшую сестрицу.
— У, рыжая бестия! — взвизгнула та.
— Сама такая! — огрызнулась Елизавета, хотя в Иринкином облике и намёка на рыжесть не было. Не то что в Елизаветином.
Альбом Елизавета нашла в коробке из-под телевизора, где хранились её сокровища. И не успела пролистать, как затренькал звонок в передней. Елизавета бросилась к двери, но её опередила Галка и важно провозгласила:
— К тебе твои гвардейцы!
— Знаю!
— Лиза, надень курточку, — это, конечно, бабушка.
— Ага!
— Лизок, милая, и я тебя прошу, — остановил её около самой двери дедушка. — Не позволяй ты своим друзьям называть тебя этим именем. Всё-таки ты — девочка!
— Ну конечно, дедушка! — она ласково чмокнула деда где-то около носа и выскочила за дверь.
— Курточку, Лиза, курточку! — понеслось вслед.
— Потом, бабушка!
И Елизавета с друзьями уже неслась вниз по ступенькам.
— Что, Петька, опять баталии? — участливо спросил Генка.
— А-а, ерунда! — отмахнулась она, — Держи марки. А где Лёшка?
— Придёт к камню. Бежим, Петь. Олежка ждать будет. А ещё за Ленкой.
И они побежали.
— 2 —
Все друзья звали Елизавету Петушкову Петькой, и это сильно сердило её дедушку.
— Разве я виновата, что у меня фамилия такая? — обижалась на деда Петька.
— Петя, Петя, Петушок, маслена головушка…
— Ну, Лизок, у меня такая же фамилия, однако и речи быть не может, чтобы мои друзья дразнились…
— Тебе повезло больше, — парировала Петька.
— У неё вообще не друзья, а охламоны, — сказать такое может, конечно же, только дядюшка Иван.
— На себя посмотри, — огрызалась Петька. — И вообще это моё дело, как меня зовут!
— Действительно, — вставлял папа.
— Оставьте её в покое, пусть как хочет, так и называется.
Петька озирала всех победным взглядом.
— Но позвольте, — и дедушка снимал очки в роговой оправе, — Петя — это мужское имя. Пётр — с древнегреческого переводится как скала, утёс, каменная глыба. Лизок, что общего у тебя и глыбы?
— Фамилия, — мрачно заявляла Петька.
А Ирина неизменно ехидничала:
— Это папа виноват: слишком мальчика хотел. Вот вам и пожалуйста — ни то ни сё.
После этого Петька бросала на сестру полный презрения взгляд и уходила к себе в комнату, громко хлопнув дверью.
— Зачем ты так, — укоризненно говорила мама.
— Да ну её, пошутить нельзя. Психует по каждому поводу.