— Однажды я был на Витоше с отцом, — продолжал генерал. — Мы долго смотрели вниз, на город... солнце шло к закату... тишина первозданная... настроение какое-то... И я сказал, что сами вечные горы охраняют нашу столицу. А отец ответил: горы всего лишь вечные свидетели.
И снова они долго молчали. Размытая потоками, дорога становилась все хуже, машина шла медленно.
— Трудно было бы отцу сегодня, — сказал Заимов.
— Мне тоже нелегко, — ответил, не меняя позы, Бенедиктов.
Вскоре машина остановилась.
— Дальше дороги нет, — сказал шофер.
— Пойдем к реке, на камни? — спросил Бенедиктов. Он знал, что это любимое место его спутника.
Они вылезли из машины и пошли вверх по тропинке, извивавшейся в кустарнике. Бенедиктов шагал легко. У Заимова заныла раненая нога, и он отстал. Бенедиктов пошел медленнее и, когда услышал за спиной дыхание друга, сказал:
— Зря не лечите ногу.
— Некогда, — ответил генерал.
— Не верю. Правду говорит ваша жена — небрежность к своему здоровью. А для военного — это все равно что нерадивое отношение к оружию.
— Хорошо, хорошо, займусь.
Бенедиктов остановился, повернулся к нему и сказал серьезно:
— Очень прошу вас, Владимир Стоянович.
Наконец тропинка вывела их в затененное лесом ущелье, где между огромными каменными валунами сверкала быстрая хрустальная вода. Поднявшись на взгорок, они сели на поваленное дерево и долго смотрели вверх, где по склону ущелья громоздились серые камни.
— Эти каменные глыбы огранил сползший с гор ледник, — задумчиво сказал Бенедиктов. — И было это невесть когда. Ледник растаял, а результат его чудовищной работы мы видим сейчас. Нечасто человек имеет возможность столь явственно увидеть то, что было совершено тысячелетия назад, и даже попытаться представить себе, как все это было...
Заимов удивленно смотрел на собеседника, а Бенедиктов, улыбнувшись, продолжал:
— А когда ледник еще полз, его работа не была видна.
— Я, Александр Иванович, не понимаю происходящего на моих глазах, — сказал Заимов печально.
— Стратегический маневр, и больше ни-че-го, — ответил Бенедиктов, не отрывая взгляда от каменного водопада.
— Невозможно видеть эти подписи вместе, они противоестественно объединили добро и зло, огонь и воду, алмаз и дерьмо, — негромко продолжал Заимов.
— Ледник еще движется, — улыбнулся Бенедиктов. — Движение истории ее очевидцам тоже бывает незаметным и непонятным. Вспомните нэп в нашей стране — не все понимали тогда, что это спасет нас от разрухи.
— Вы бы послушали, Александр Иванович, что говорят мне ваши друзья, — взволнованно сказал Заимов. — Что им отвечать?
Бенедиктов повернулся к нему — его тонкое, покрытое ровным загаром лицо было, как всегда, невозмутимо серьезным, светлые глаза смотрели внимательно.
— Отвечайте, Владимир Стоянович, то же самое: стратегический маневр, и больше ни-че-го. — Бенедиктов пригладил ладонью свои зачесанные на пробор светлые волосы и добавил: — Важно, чтобы вы сами это поняли. И вам это легче понять, вы человек военный и умеете видеть карту глазами полководца.
— Непереносим психологический аспект, — сказал Заимов, его крупное, сильное лицо выражало искреннюю растерянность.
Они долго молчали, слушая сердитое бормотание реки.
— Вглядитесь в события, — снова заговорил Бенедиктов. — Кто может остановить надвигающуюся на всех беду?
— Советский Союз! — взволнованно ответил Заимов.
Бенедиктов взглянул на него и, повернувшись к бурлящей среди камней реке, спросил:
— Почему трижды благопристойный Запад продал Гитлеру Рейн, Австрию и Чехословакию? Почему этот Запад спокойно взирает теперь на его явную всем подготовку большой войны? Не является ли эта позиция Запада вознаграждением Гитлеру за его обещание уничтожить Советский Союз?
— Нет, Запад не может стать союзником Гитлера, — убежденно возразил Заимов. — Сегодня там могут быть слепые политики, завтра они прозреют или придут к власти другие.
— Полагаться на «или — или» мы не можем, — сказал Бенедиктов. — И разве этот Запад два года назад не предлагал Гитлеру свое участие в его военно-политическом блоке?
— Но этого не произошло! — воскликнул Заимов.
— Как не произошло? — невозмутимо спросил Бенедиктов. — А сделка в Мюнхене, когда Запад открыл Гитлеру дорогу в Чехословакию? Мы же с вами не знаем, какие переговоры предшествовали этой сделке. Но еще тогда, помнится, мы с вами полагали, что главным векселем Гитлера в той сделке могло быть только его обещание дальше на Запад не лезть и обратить свое внимание на Восток.