Доктор Ротт по-военному выпрямился, вставая, и, взяв портфель, вдруг спросил:
— Сколько денег вам дали поляки?
— Пятьсот марок, — ответил Дружиловский, хотя получил тысячу.
— Я рад за вас, — скупо улыбнулся доктор Ротт. То ли он знал, сколько на самом деле получил его агент, то ли был рад за него — неизвестно.
Утром Дружиловский вышел из своей новой квартиры и направился в «Станицу» забрать свои немудрые пожитки.
Выходя из дому, он заметил, как полицейский, стоявший на перекрестке, быстро перешел на тротуар.
— Прошу предъявить документы!
Дружиловский неторопливо достал свое временное удостоверение, выданное доктором Роттом.
— Это не документ, — сказал полицейский, не читая бумажки. — Следуйте за мной в полицей-президиум.
В массивном мрачном здании они зашли в комнату на первом этаже. Полицейский приказал ждать.
— Разрешите позвонить по телефону? — попросил Дружиловский.
— Это не в моей компетенции, — ответил полицейский и ушел.
Дружиловский осмотрелся. Комната похожа на тюремную камеру: стол, стул, у стены — деревянная скамейка. Глухая тишина... Он отметил все это как сторонний наблюдатель, так как был уверен, что недоразумение сейчас же будет улажено. Но прошло десять минут... двадцать... тридцать... Он подошел к двери, подергал, она была заперта.
Черт побери, что это такое? Не мог же доктор Ротт не знать, что удостоверение неправильное. Может, ловушка? Но это невероятно! Вчера доктор Ротт был им доволен, поздравлял с успехом. И потом это объявление об открытии конторы. Он вынул его из кармана и перечитал. Может быть, здесь зарыта собака? От греха подальше он засунул объявление в ботинок. Подождем... Он стал подробно вспоминать свой вчерашний разговор с доктором Роттом, Почему немец улыбнулся, услышав, сколько денег дали ему поляки? Может, они в сговоре?
Совершенно измученный безысходными размышлениями, он сидел на скамейке, поникший, уже готовый к любым неожиданностям.
Спустя полтора часа вернулся полицейский, велел следовать за ним и привел в кабинет, где сидел пожилой человек в мундире с блестящими нашивками на воротнике. Он держал в руках его удостоверение и, едва тот переступил порог, сказал:
— Если у вас больше никаких документов нет, я не могу понять, как вы оказались в Германии.
— Я прошу вас... позвоните по телефону... в министерство иностранных дел, доктору Ротту.
— Зачем? — поднял плечи полицейский чиновник. — Министерство занимается своим делом, а мы — своим. Скажите-ка лучше, где вы добыли эту бумажку?
— Там... в министерстве иностранных дел.
— Бог ты мой, но при чем тут это министерство, если речь идет о праве проживать в стране? — чиновник начинал злиться.
— Я плохо знаю ваши порядки... — пробормотал Дружиловский, он уже окончательно решил, что его умышленно загнали в ловушку.
— Ну а я порядки знаю, — продолжал чиновник. — И поэтому я должен вас арестовать.
В это время в кабинет вошел человек, которого Дружиловский сразу узнал. Появление этого человека подтверждало, что все происходящее отнюдь не случайность.
Вошедший небрежно кивнул чиновнику и вдруг удивленно, точно не веря своим глазам, уставился на Дружиловского.
— Подпоручик Дружиловский? Я не ошибся? — сиплым высоким голосом спросил он.
— Так точно, господин Зиверт, — ответил подпоручик.
— Вы его знаете? — спросил у Зиверта полицейский чиновник.
Между ними произошел стремительный разговор по-немецки, Дружиловский понял, что Зиверт пытается его выручить.
— Хорошо. Я даю ему три дня на оформление своего положения, — сказал чиновник, возвращая Дружиловскому удостоверение.
Из полицей-президиума они вышли вместе.
— А ну-ка дай мне твой документ, — весело попросил Зиверт. Чуть взглянув на удостоверение, он смял его в кулаке. — Подотрись этой липой. Завтра я дам тебе настоящий документ. Приходи утром в мое бюро. А теперь — до скорого, мне страшно некогда.