— Не будем заглядывать далеко вперед, — сказал немец. — Сейчас ваша задача — проникновение. Действуйте очень осторожно. Насколько мы знаем, там немало умных и ловких людей. Особое внимание на то, что они вам предложат. Соглашаться не спешите. У вас есть свое серьезное дело, бросать которое вы не собираетесь, вы вчера хорошо сказали. Если они в вас действительно нуждаются, мы потом посмотрим и решим, на что можно будет согласиться. И прошу вас — будьте там серьезны, независимы и по возможности умны. — Тонкие губы доктора Ротта изобразили нечто вроде улыбки.
— Я постараюсь, — ответил Дружиловский, не обратив внимания на иронию.
Дружиловский нажал кнопку звонка у закрытых ворот, и вскоре из дому вышел офицер в мундире Преображенского полка. Он не торопясь подошел к воротам, попросил Дружиловского назвать свою фамилию, а затем приоткрыл калитку.
— Вас ждут, подпоручик.
По дорожке густого сада, окружавшего виллу, Дружиловский направился вслед за преображенцем.
В вестибюле швейцар принял от него пальто, и офицер-преображенец провел его по широкой, устланной коврами лестнице на второй этаж, где на площадке ждал Крошко.
В большой с высокими потолками комнате, куда они пришли, вдоль стен стояли шкафы с книгами. Длинный стол, покрытый зеленым сукном, окружали стулья с высокими резными спинками.
Крошко пригласил садиться, и тотчас молоденькая горничная в крахмальном переднике внесла поднос с кофе, коньяком и печеньем, а затем тот же самый офицер-преображенец внес кипу брошюр.
— Вот наша кустарная продукция, — сказал Крошко, когда они остались вдвоем. — Посмотрите, пожалуйста, глазами опытного человека и, умоляю вас, будьте в оценках безжалостны.
Дружиловский, сосредоточенно сдвинув брови, листал брошюры и думал о том, что ему и не снилось выпускать такие роскошные издания. Великолепная бумага и печать, разнообразные иллюстрации, от фотографий до акварельных, в цвете напечатанных рисунков. Но все эти брошюры были похожи на туристские проспекты по России — описание дворцов Петрограда и его окрестностей, Московского Кремля, волжских городов.
— Я думаю, что это вполне можно было бы переиздать в красной Москве, — усмехнулся он.
— Вас смущает, что здесь не видно политики? — спросил Крошко. — Но именно в этом мы и видим политику. Цель этих изданий — напомнить русской эмиграции, что такое наша Россия со всем ее богатством и прелестью. Оголтелая политическая трескотня сводит весь вопрос о России к тому, что большевики бяки и их надо прогнать, заменив. — Крошко рассмеялся. — А вот в вопросе замены царит такая ярмарка вокруг всяческих претендентов, что за гвалтом не слышно голоса самой матушки-России. Любовь к ней подменяется ненавистью к большевикам.
— Но ваша позиция, по-моему, пассивна? — заметил Дружиловский. — Без свержения большевиков мы этой прелестной нашей России так и не увидим.
— Разгром большевиков мы готовим не с помощью печатных изданий, это оружие слабое, — ответил Крошко.
— Ну нет, мы стоим на другой точке зрения, — возразил Дружиловский.
— Вы собираетесь победить большевиков агитационной писаниной?
— Мы уже сегодня наносим им сильные удары.
— Например? — Крошко заинтересованно ждал ответа.
— Ну.... — замялся Дружиловский. — Например, мы дискредитируем их в глазах мирового общественного мнения, оно не должно мириться с существованием большевиков.
— Пример, пример, — требовал Крошко.
— Вы могли сами видеть наши удары, читая газеты, — осторожно ответил он.
— Рука Коминтерна в Америке? — с иронией спросил Крошко.
— Хотя бы...
— Вы верите в возможность революции в Америке?
— Важно, чтобы в это поверила американская буржуазия, которая уже стала забывать об октябрьском кошмаре.
— Полноте, — мягко возразил Крошко. — К вашему сведению, американцы, воспитанные на дрожжах своей демократии, приветствовали русскую революцию, им противна всякая единоличная власть. Помазанник божий, батюшка-царь, был для них фигурой почти комической, а замена батюшки синклитом, хотя бы и большевистским, в их глазах явление прогрессивное.
— А мы обязаны вызвать у них страх перед таким прогрессом, — упрямо заявил Дружиловский.
— Уж не вы ли придумали это письмо Коминтерна? — равнодушно спросил Крошко.
— Во всяком случае, причастен, — не удержался он и рассмеялся, переводя свое признание в шутку.
— А люди Орлова уверяют, что это сделали они. Вот и разберись тут в этой вашей конкуренции.