А после послышался шум погони.
До обрыва несколько метров – я успею, успею… Я прыгну туда, даже если впоследствии сломаю что-нибудь, даже если сгину там. Лучше попытаться, чем сдаться, чем обратно в ад. Охотник не полезет за мной в обрыв, он не дурак.
«Или дурак?»
Никогда еще я не бегала по пересеченной местности во тьме на такой скорости. И все сложилось – впереди провал, зияющая чернота. Отвесная, пологая? Камни, песок? Мне повезет?
Хрип из легких, огонь в горле – последние шаги…
«Почему он проснулся так быстро? Как? Этот урод видит жопой…»
Одна ампула на котелок должна была срубить даже слона.
Барабанный бой пульса в ушах – ярость последнего прорыва, отвес…
Он не дал мне прыгнуть, он схватил за руку. И я сорвалась вниз, повисла, удерживаемая жесткой хваткой за запястье. Грохнулась грудью о скалу, чудом не расшибла нос, взвыла от боли. Так всегда висят плохиши в боевиках, им после наступают на пальцы, сбрасывают в пропасть. С той лишь разницей, что сейчас в пропасть хотела я сама, даже если высоко, если…
‒ Отпусти! – хрипела, бултыхаясь в воздухе. – Отпусти, тварь!
И нет, я не собиралась так просто сдаваться. Вытащила из кармана нож и с размаху чиркнула лезвием по венам чужой руки. Еще взмах, еще удар, еще… Я резала ее на лоскуты с хрипами: «Отпусти! Да отпусти же ты, сволочь!»
Меня залило чужой кровью, но хватка так и не ослабилась. А спустя мгновение меня ухватили и за вторую руку, выкрутив нож, заставив его упасть во мглу, после дернули вверх с такой силой, что моя грудь частично осталась на острых выступах. Стерлась об них – вечно быть моим сиськам на камнях… Я заорала от боли. Ободранная часть пуза будет висеть там же…
А оказавшись на твердой земле перед преследователем, я принялась вертеться, как бешеная юла, собираясь использовать все приемы, которым обучил меня когда-то Томми. Честные, нечестные – я собиралась победить…
Но получила удар в лицо такой силы, что мое сознание на лету махнуло «прощай».
Глава 3
Глава 3
Он тащил меня по земле. Связанную за руки. Пузом по всему: траве, кочкам, буеракам. Один конец толстой веревки находился в его руках, другой связывал мои запястья. И я взвыла сразу же, как пришла в сознание, – больно, больно, больно. Когда твое тело скребет трава, когда оно проминается каждым бугорком, что образовала земля, еще можно терпеть, но когда камень…
‒ Стой… Отпусти… ‒ хрипела, пытаясь изгибаться гусеницей. Нельзя же так, я же человек, не убитая скотина, не туша…
‒ А-а-ай!
Очередной булыжник сделал мне адов массаж всего брюха, и мои мозг и тело скрючились от боли. А впереди идущему нипочем. В нем силы, как в тягаче, в нем злости до горизонта.
‒ Отпусти, ‒ бултыхалась я, ощущая себя пивной банкой, привязанной к бечевке хулигана. В итоге лишь временно перевернулась на бок, на спину и заработала шрам-след вдоль позвоночника от очередного камня. – Пусти!
Нельзя так… Нечеловечно!
А если макушкой в булыжник? Снова на живот, снова скулеж, как у псины. Процесс волочения невозможно было терпеть ни секунды – он не просто унизительный, он кроваво-жестокий.
‒ А-а-а-а-а! – исторгла я крик адовой сирены, когда мою одежду, а вместе с ней и кожу живота рассек острый край.
Заорала так, что тот, кто шел впереди, остановился.