– Советник Аирос, у меня к вам тоже есть вопрос: когда последний раз вы принимали истинное обличие?..
Аирос споткнулся на ровном месте, поправил упавшую на глаза челку, открыл рот, закрыл, прочистил горло, снова открыл, и замер, уставившись взглядом в одну точку. Он не мог вспомнить! За ним очень внимательно наблюдали две пары глаз, подмечая все. Часть совета, не успевшая выйти, тоже остановилась, прислушиваясь.
– Подсказать, господин Аирос? – Голос правительницы был лишен всяких намеков на издевку. В нем была только усталость, – В день моего рождения, во время Великой Битвы. А до этого – на коронацию моей матери, примерно двадцать тысяч лет назад по исчислению тех же людей… Вынуждена расстроить вас, советник: даже если вы всю свою жизнь проведете в обличии хумуса, вы все равно не сможете им стать. Но, если уж вам так нравится быть человеком, то я могу это вам устроить. Это, знаете ли, незабываемый опыт. Подумайте, пожалуйста над этим на досуге, а сейчас – идите, готовьте свои пожелания к празднику…
Сконфуженный Аирос нервно развернулся на носках сапог и рваной походкой ушел прочь.
– Ну вот за что ты его так не любишь?.. – В который раз начал было Хайто, но осекся, видя усталое лицо девушки, и тяжелый, полный горечи, взгляд на ее вечно юном лице.
Девушка стояла, с усилием опираясь на спинку трона, три пары крыльев были бессильно опущены, напоминая скорее провисший плащ, и почти с неприязнью разглядывала потемневшими глазами серебристо–белый, словно снежное царство, тронный зал. Хайто быстро пересек разделяющее их расстояние и чуть сжал смуглой ладонью ее плечо:
– Я понимаю, прости меня.
Он замолчал, девушка накрыла ладонью и пожала в ответ его руку, рассеянно кивнув.
– Хайто, зачем они играют в смертных? Всесторонние отношения у них… Зачем эти игры нужны, ведь мы другие? Мы можем сколь угодно притворяться, даже тысячелетиями существовать в обликах смертных, но это не изменит сути. Нацепив шкуру кошки, не станешь кошкой, сколько не мяукай. Ты помнишь, сколько сил я потратила, чтобы помириться с Империей Тхэр, загладить нашу вину, дать им шанс и помочь выжить? И что? Мы просто про них забыли почти на три сотни лет! А они так и не смогли забыть проигрыша, простить своего поражения. Мы для них так и остались врагами, Хайто. А это опасно.
– Логично, – в низком, раскатистом голосе наставника прорезались грустные нотки, – Мы же тогда их почти всех вырезали, да и сами тогда едва не погибли, все до одного. Второй битвы с ними мы не выдержим, ведь их численность почти восстановилась. Ваша... Хочется верить, что вы вернетесь когда–нибудь к тому, что было раньше. Прервалось слишком много родов, многие кланы перемешались. Вам понадобятся тысячи и тысячи лет, чтобы вернуть былую стабильность. А виновные так и не найдены. Но сейчас нет времени спорить, кто виноват – нужно действовать. И действовать придется лично тебе, девочка. Кхэйн, этот старый лис, тебя помнит. И даже уважает, не смотря на разногласия и обиды в прошлом, и невнимание с нашей стороны в последнее время. Из него плохой друг. Но хороший союзник.
Хайто не удержался и ласково погладил по голове свою воспитанницу, продолжив увещевать:
– Напиши ему, он мудр, как дракон, он поймет. Прочитает между строк что ты хотела сказать… но, как и положено дракону, он потребует соответствующей платы. Так что тебе следует тщательно взвесить каждое слово. Прости только то, что ему будет выгодно тебе дать.
Девушка кивнула. Не откладывая дела в долгий ящик, отправилась за один из столиков, расположенных в нишах в глубине тронного зала. Расправив тяжелые складки светлого платья, откинула с высокого лба золотисто – льняные локоны, и замерла, собираясь с мыслями и духом. Всегда нелегко извиняться. Особенно за то, в чем нет твоей вины. Но если ты правитель, то любая промашка твоего народа автоматически становится и твоей. Посидев так мгновение, она неторопливо протянула руку, ладонью вниз над столом, чуть прикрыла глаза, словно вспоминая что–то, и бросила несколько фраз на древнем наречии своего народа. Под раскрытой ладонью начали формироваться предметы: прямоугольники серебристо – белой, гладкой как шелк, бумаги; письменные принадлежности, которыми, как ей рассказывал Хайто, частенько пользовались еще ее родители. Когда все было готово, и призванные предметы перестали светиться, приобретя вполне материальный вид, девушка придвинула себе стопку чистых листов, оттесненных по углам изображением Венца в окружении стилизованных под вензели трех пар крыльев, и начала аккуратно, красивым, чуть витиеватым почерком, писать. Хайто пристроился на подлокотник кресла племянницы, и кое – где подправлял, или просто ехидно комментировал письмо.