***
Флаохгас, столица Тхэрийской Империи.
Император Кхэйн очень любил предутренние часы. Когда все прожигатели жизни уже угомонились и сладко спят, а дворец потихоньку отдыхает перед новым, суматошным днем. Ведь других дней последнюю тысячу лет у них и не бывает – вечно кто–то носится, бегает и выполняет поручения… А в это тихое и сонное время можно просто посидеть, почитать, да даже и подремать, наслаждаясь краткими часами затишья и покоя в своем логове – любимом кабинете, отделанном потемневшими, полированными панелями некогда рубиново – красного, а теперь уже почти черного от старости дерева. Или же можно почитать, медленно потягивая густое и пряное разогретое вино, и ждать, когда за окном забрезжит серый рассвет. Как раз это и решил сделать Кхейн. Почитать. Подойдя к одной из полок, он начал разглядывать потемневшие корешки книг с полустертыми надписями, но взгляд ни за что не цеплялся, а разум ничему не радовался.
– Надо бы книг новых заказать, – император тихо, в который раз, пробормотал себе под нос, возвращаясь в любимое массивное кресло, за долгую жизнь принявшее форму его тела.
Сесть полностью он не успел, так как его заставило замереть в неподобающей императору позе смутно знакомое ощущение. Словно повеяло свежим утренним ветерком с гор, и в забранное в узорный переплет окно что – то тихо поскреблось. Заинтересованный, Кхэйн кинулся к окну, и рывком распахнул его, боясь, что ошибся. Он был готов закричать от ликования, но лишь улыбнулся. На оконной раме, чуть светясь и роняя медленные искорки, сидела маленькая золотистая птичка со смешным хохолком. Посланник, вестница. Уже почти забытый, словно из сна, тень воспоминания из прочитанной в детстве сказки…
– Ну, маленькая, что ты мне принесла? – Кхэйн, стараясь унять обуявшую его нервную дрожь, протянул ладонь к разглядывавшей его птичке, – Да я это, я, не сомневайся! – Птичка тихо тренькнула и наклонила голову, словно выражая сомнения в подлинности адресата. Круглые бирюзовые глазки выражали недоумение.
– Да говорю же тебе, глупенькая, я это, Кхэйн! Ну постарел малость, что, не узнаешь уже? – Император сердито уставился на вестницу, нетерпеливо придвинув морщинистую и серую ладонь ближе.
Птичка покрутилась и, видимо, решившись, перескочила на ладонь говорившего, замерев в ожидании.
– Ну что? Отдашь письмо? Или опять уговаривать придется, а? – Император сурово, из под насупленных белых бровей, разглядывал комочек золотистых перьев.
Птичка, прочирикав что–то возмущенное, резко мотнула головкой с озорным хохолком, быстренько сунула клюв под крыло и вытащила оттуда маленькое беленькое перышко. Потом, стоя с перышком в клювике еще раз придирчиво, сначала левым, а потом и правым глазом, осмотрела старика, который не имел с адресатом, данным хозяйкой, ничего общего за исключением, разве что, ауры. Решившись, положила перышко на сухую ладонь. Еще раз тренькнув, быстро перепрыгнула обратно на подоконник и начала сосредоточенно чистить клювиком оперение, словно проверяя – а вдруг запачкал, или, того хуже, что – перышко помял.
– Что ты! Испачкали ее, недотрогу! – Тихо рассмеялся Император, разглядывая крошечное белое перышко на своей ладони. – Вот и чтиво подоспело, как вовремя, – пожилой мужчина с возрастающим любопытством наблюдал за неторопливой трансформацией перышка в пухлый конверт с одной только строчкой – его именем, – Только жаль, дорогая моя, что староват я стал, для тайных, хм, записок, хотя ты, Светлая моя девочка, наверное забыла, что я все – таки смертен.
Кхэйн сел в свое кресло и бережно распечатал письмо. Ошибки быть не может, и это она, маленькая Императрица Крылатых, спустя столько лет, вспомнила о нем… Старик кончиками пальцев, ласково и бережно, погладил шелк листов, чуть грустно улыбнулся воспоминаниям. Он более столетия не получал от них ни одной личной весточки. А виделись лично… Да он уже и вспомнить не мог, когда это было! Все общение свелось к сухим официальным письмам с этим проклятым змеем Хайто! Поборов дрожь, Кхэйн сосредоточился на изящном почерке девушки. Как всегда, первая часть – два листа – чистая формальность, перечисление титулов и званий обоих царственных персон – Император быстро, по диагонали, просмотрел это, попутно отмечая, что коллега в курсе его последних завоеваний и побед. Далее – заверения в дружественных намерениях, сожаления на тему того, сколь неумолимо и безжалостно время и извинения, что не давала о себе знать… Это он прочитал уже чуточку внимательнее, но то, что он искал было на последней странице довольно внушительного по объему письма, а найдя искомое, расплылся в довольной улыбке. О! Это стоило столетий, даже тысячелетия ожидания! Тут была просьба. Да и какая! Кхейн на радостях вытащил из сейфа бутылочку лучшего своего виски и налил себе полный до краев стакан, мысленно посылая в даль всех царедворцев, журившеих его за пристрастие к столь грубому, на их вкус, напитку. Отсалютовал задремавшей на окне Вестнице и залпом ополовинил стакан, не поморщившись. При всем своем жизненном опыте, «на сухую», такие новости могли и голову вскружить: Сиятельная Императрица просит дозволение лично прибыть с малым эскортом к нему в гости, дабы из своих уст передать приглашение на двадцать персон, на двухнедельное – по времени Тхэрийской империи – празднество в Столице Крылатых. Император несколько раз перечитал последние строки и неверяще уставился на бумагу. Праздник?! Лично?!! За почти что тысячу лет, прошедшие с момента, как юная Императрица Крылатых лично пребыла, «дабы устранить разногласия и непонимания между их народами», едва не поплатившись за это намерение жизнью, еще никто из его народа ни разу переступил границу их мира. Более того, все встречи и переговоры проходили либо на нейтральной территории, либо же Императрица создавала свою магическую копию-аниму, присылая ее «в гости».