— Ух, повеселились!.. — хвастался, тряся бородой и вихрами похожий на лохматого жирного гоблина поп Гаврила, придя в колледж после выходных. — Разгромили выставку проклятых чертей-эволюционистов!.. Я тому профессору лысому очки и харю разбил. Надо было ему в зад фальшивую косточку ихтиозавра запихнуть… Эволюция — это сатанинский бред. Ловкая выдумка скотов-ученых!.. Все так называемые «окаменелости» — подделки. Не было никаких мамонтов и птеродактилей. Бог за шесть дней сотворил весь мир — включая светила и животных — семь тысяч лет назад!.. И человека вылепил из праха земного… А тот, кто верит в эти россказни про эволюцию — будет на большом вертеле жариться в аду!..
И надо же мне было — из какого-то странного упрямства — заикнуться, что я материалист и считаю, что человек произошел от спустившейся с дерева обезьяны. О, Гаврила меня люто возненавидел!.. Чего только он не творил со мной на переменках. Да и на уроках — если учитель выходил.
Ударом тяжелого — как гиря — кулака поп Гаврила отправлял меня валяться на пыльный истоптанный пол. Потом — потянув за волосы — заставлял подняться. Как пьяный верблюд — плевал мне в лицо. И снова валил меня — на этот раз лягнув в живот ногой. Было больно, как если бы ножища Гаврилы заканчивалась копытом.
Помню — на уроке биологии, когда учительница куда-то отлучилась, поп Гаврила, под общий галдеж, размашистыми шагами подошел ко мне. Схватил меня за ухо. И скрипнул львиными челюстями:
— Ну что, свинья неверующая?.. Думал: сядешь на заднюю парту — я тебя не достану?..
Поп Гаврила раскрыл мой учебник биологии на странице с фотографией орангутанга. Оскалился:
— Что — дедушка твой?!..
Дернув меня за ухо — Гаврила резко впечатал меня физиономией в стол. Мне повезло, что я не сломал нос.
Гаврила вырвал из моей тетрадки листок. Свалял в ком и запихнул мне в рот:
— Жри, мразь!..
Я отчаянно закашлялся.
Поп Гаврила толкнул меня. Я грохнулся вместе со стулом — ногами вверх.
Меньшая часть группы наблюдала за расправой с трепетом — как бандар-логи за гипнотизирующим танцем змея Каа. Но большинство «сварщиков» гудело и улюлюкало — выражая свое восхищение попом Гаврилой. У нас в колледже было так: кто более отъявленный хулиган, у кого тяжелее кулачища — перед тем встают на задние лапки.
— Что здесь происходит?.. — аж розовая от возмущения, спросила выросшая на пороге аудитории преподавательница.
Но поп Гаврила уже сидел чинно за партой — теребя свою густую бороду. Мне оставалось только выплюнуть бумажный комок, поднять стул, отряхнуться — и тоже сесть.
Бьюсь об заклад: учительница — по крайней мере — догадывалась, что случилось за время ее отсутствия. Но быка попа Гаврилу побаивался и преподавательский состав. Только перед бравым Полковником православный активист замирал по стойке «смирно».
Что еще сказать?..
А то, что с той же силой, что и поп Гаврила, меня ненавидел другой кабан — конопатый Адольф. Впрочем, сухопарый и вытянутый — Адольф казался мне больше похожим на длинноногого горного архара, чем на кабана. Лицо Адольфа — покрытое бурыми и рыжими пятнами — напоминало корку гнилого апельсина.
Если поп Гаврила защищал «традиционные православные» — то рыжий Адольф «исконно русские» ценности. Между собой громилы ладили — как две головы дракона.
«Я социал-националист!..» — гордо вскидывал голову рыжий Адольф. Врагами Адольфа были анархисты, коммунисты, тюрки, таджики, монголоиды и просто смуглые брюнеты.
В первые дни моей учебы в колледже рыжий Адольф поймал меня. Припер к стенке. И — выдыхая изо рта зловоние — спросил:
— Ну-ка, салага. Ты за русских против жидов и чурок?..
Возможно — вы посмеетесь над тем, какой я дурачок без нормально работающего инстинкта самосохранения. Но совесть не позволила мне ответить: «Угу». Я пролепетал, что ко всем национальностям отношусь одинаково уважительно. И что считаю: народы Земли должны жить в мире.
Адольф позеленел от ярости, как зомби:
— Ах ты ж кусок нерусского дерьма!..
Чертов нацик врезал мне коленом в живот. Я сложился пополам. Рыжий Адольф огрел меня по голове. И затем опрокинул на пол.
Стараясь прикрывать затылок руками — я скорчился на пыльном заляпанном линолеуме. А Адольф — хрипя и рыча — самозабвенно топтал меня ногами в шипастых ботинках.
С губищ рыжего урода лилась отборная брань. Из которой самым мягким было: