— Онъ уѣдетъ! прямо выговорила Мирра, не смущаясь моимъ присутствіемъ. — Вотъ онъ! тутъ же вскликнула она…
Я испуганно глянулъ на нее…
Дѣйствительно, черезъ мигъ въ передней раздался сильный ударъ звонка, и вслѣдъ за нимъ спѣшные шаги Гордона послышались въ залѣ. Это было поразительно!…
Маргарита Павловна побѣжала ему на встрѣчу.
— Что вашъ батюшка?
— Вы почемъ знаете? спросилъ онъ удивленно.
— Мы сейчасъ къ вамъ посылали… вашъ человѣкъ…
— Да, онъ очень боленъ, заговорилъ Гордонъ, не ожидая дальнѣйшихъ объясненій, — онъ былъ блѣденъ и, видимо, глубоко взволнованъ, — ему 68 лѣтъ… и я одного лишь Бога молю, чтобъ его въ живыхъ застать!… Я сейчасъ отъ великаго князя: онъ такъ милостивъ былъ, курьерскую подорожную велѣлъ мнѣ выдать… Лошадей сейчасъ приведутъ… Я только заѣхалъ проститься, Маргарита Павловна, съ вами… и съ Мир…
Голосъ его дрогнулъ и замигали рѣсницы.
Мирра стояла вся блѣдная, не подымая глазъ, опершись рукою о круглый столъ подлѣ дивана. Я видѣлъ, какъ дрожала эта рука.
Гордонъ глядѣлъ на нее. Наступило на мигъ какое-то общее неловкое молчаніе.
Онъ обернулся во мнѣ.
— Засѣкинъ, ты не откажешься присмотрѣть за моими людьми и Баярдомъ? Я не успѣлъ сдѣлать никакого распоряженія…
— Разумѣется, сказалъ я, — да возьми мою дубленку на дорогу: Крещенскіе морозы стоятъ на дворѣ.
— Спасибо. Я ни о чемъ объ этомъ не подумалъ, натянуто улыбнулся онъ. И глаза его опять направились въ сторону Мирры. — Это извѣстіе… и въ такую минуту… вырвалось и не досказалось у него надорванною, стенящею какою-то нотой.
Маргарита Павловна даже хныкнула.
— Полноте вы, полноте, голубчикъ вы мой! Авось, Богъ милостивъ, и батюшкѣ полегчаетъ, и сами вы въ намъ скоро вернетесь.
— А ѣхать, такъ и собираться пора, поспѣшилъ я сказать, глядя на все болѣе и болѣе блѣднѣвшую Мирру и предвидя, что она вотъ-вотъ и грохнется оземь.
— Пора, повторилъ онъ какъ бы безсознательно, — прощайте, Маргарита Павловна! Онъ подошелъ къ ней къ рукѣ.
— До свиданія, говорите: до свиданія! замахала она на это обѣими руками.
— Дѣйствительно такъ, промолвилъ какъ бы внезапно отвердѣвшимъ голосомъ Гордонъ, — до свиданія!
И быстро шагнулъ въ столу, за которымъ стояла Мирра.
— Что бы ни было, Мирра Петровна, чрезъ мѣсяцъ, я надѣюсь, мы увидимся опять.
И онъ протянулъ ей руку.
Она дала ему свою, подняла голову и, потянувъ ее впередъ, медленно, все ближе и ближе вглядывалась въ его лицо. И вдругъ откинулась назадъ, отдернула руку и закрыла себѣ ею глаза.
— Никогда, никогда больше! вскрикнула она и зашаталась.
— Что ты, что ты! кинулась къ ней мать:- не слушайте ея, Леонидъ Сергѣевичъ, поѣзжайте себѣ съ Богомъ.
— Пойдемъ; съ нею нервный припадокъ…
Я схватилъ его подъ руку и утащилъ.
— Что же это такое? растерянно глянулъ онъ на меня, когда мы очутились на улицѣ.
— А то, не могъ отказать я себѣ въ злобномъ удовольствіи сказать ему, — а то, что это еще посерьезнѣе Натальи Андреевны.
Онъ схватилъ себя за голову и чуть не опрометью побѣжалъ въ казармы. Почтовая тройка ждала тамъ на дворѣ. Чрезъ полчаса я усадилъ его въ кибитку, пожалъ ему руку, — ни ему, ни мнѣ не вздумалось при этомъ поцѣловаться по обычаю, — и вернулся на Сергіевскую узнать о здоровьи Мирры.
Она спала глубокимъ, "мертвымъ" сномъ, сказала мнѣ ея мать, а заснула, только-что мы съ Гордономъ ушли отъ нихъ.
III
На другой день я зашелъ въ нимъ часу въ седьмомъ послѣ обѣда. Мирра съ Röschen ушли къ вечернѣ въ приходъ. Маргарита Павловна разсказала мнѣ, что дочь проспала восемнадцать часовъ сряду и проснулась утромъ бодрая и спокойная.
— Съ нею, говорила она, — всегда такъ бываетъ послѣ припадковъ (кузина продолжала называть "припадками" эти странныя предвидѣнія, это double vue ея дочери,):- заснетъ мертвымъ сномъ и встанетъ какъ встрепанная.
Сама Мирра скоро вернулась изъ церкви. Она дѣйствительно казалась спокойною, ласково привѣтствовала меня и тотчасъ же сѣла за какое-то шитье. Пришелъ Скобельцынъ, очевидно какъ-нибудь уже прослышавшій объ отъѣздѣ ривала. "Что васъ такъ давно не видать было?" улыбнулась она ему даже. Онъ весь вспыхнулъ отъ радости, подсѣвъ въ ней, и сталъ передавать какія-то новости изъ ихъ мѣстъ. Она слушала его, казалось, съ интересомъ, и улыбка нѣсколько разъ опять пробѣгала по ея губамъ. Вечеръ прошелъ въ тихихъ разговорахъ; о Гордонѣ не помянуто было ни единымъ словомъ, точно его никогда и на свѣтѣ не было…