— Такія звѣзды, какъ monsieur Засѣкинъ, не станутъ горѣть для немногихъ!
— А вы меня, сударыня, за уличный фонарь принимаете? отпустилъ я ей на это, въ свою очередь.
Она обидѣлась и уѣхала.
Къ одиннадцати часамъ поднялись и остальные…
Кузина, какъ только мы остались втроемъ, принялась меня бранить за "грубость" де ея пріятельницѣ, которая мнѣ-молъ этого никогда не проститъ. Я отвѣчалъ ей, что пріятельница ея — дура, и что заботы у меня есть поважнѣе того, проститъ она мнѣ или не проститъ.
Хотя все это сказано было мною съ видомъ и тономъ шутки, но Мирра, какъ бы тотчасъ же почуявъ, что скрывалось за этимъ, кинула свое шитье на столъ и вышла изъ комнаты.
Я не медля приступилъ въ дѣлу:
— Не было у васъ послѣ меня съ нею (я кивнулъ на дверь, куда вышла Мирра,) разговора на счетъ сегодняшней встрѣчи?
— Дама въ каретѣ съ злыми глазами? быстро подхватила Маргарита Павловна. — Нѣтъ, Боже сохрани! И ты, Митя, смотри, ни слова съ ней объ этомъ!
— Будьте покойны!… Даму эту я знаю, заговорилъ я опять.
— Что ты! Она даже руками всплеснула.
— Да. Записка, которую я получилъ у васъ здѣсь, была отъ нея.
— Отъ этой самой…
Алчущее любопытство гораздо болѣе, чѣмъ тревога, изображались въэту минуту въ растворенномъ ртѣ, въ выскакивавшихъ изъ-подъ своихъ вѣкъ круглыхъ глазахъ кузины.
— Кто она такая? зашептала она, присосѣживаясь ко мнѣ плечомъ къ плечу.
— Этого вамъ, пожалуй, и знать не нужно, сказалъ я;- и для васъ, и для нея даже гораздо лучше, чтобъ кто осталось тайной. Дѣло ни въ имени ея, ни въ фамиліи, а въ томъ, что дочь ваша со своею сверхъестественною чуткостью встревожилась не даромъ: женщина эта, если еще не совсѣмъ теперь… но можетъ быть дѣйствительно опаснымъ ей врагомъ!
— Врагомъ! Миррочкѣ, этому ангелу! За что? даже вся задрожала она, бѣдная.
— Пугаться заранѣе нечего, началъ я опять, — а вы меня выслушайте!
И я сообщилъ ей все, что уже вамъ извѣстно…
Она ахала и охала, принималась не разъ плакать, всплескивала руками, качала головой и перпендикулярно и горизонтально, хватала меня то за руки, то за плечо и кончила тѣмъ, что вскинулась на меня:
— Какъ же ты это, батюшка, такого ко мнѣ въ домъ ввелъ?
— Какого такого?
— Да этого Англичанина негоднаго! (Бѣдный Гордонъ, вчерашній "голубчикъ Леонидь Сергѣичъ"!)…
— Чѣмъ онъ негодный?
— Да какъ же, съ чужой этто женой…
— Ахъ, Господи, не могъ не засмѣяться я, — вы такихъ и не встрѣчали никогда?
Кубышка моя сама не могла не улыбнуться:
— Конечно… холостое дѣло!… Такъ ты бы меня хоть предварилъ. Когда онъ Миррѣ сталъ аттенціи показывать… Шепнулъ бы мнѣ: берегитесь, молъ, у него вотъ такъ и такъ, связь, и онъ измѣнщикъ…
— Онъ не измѣнщикъ! сказалъ я, — онъ искренно увлекся Миррой и горячо ее даже любитъ, я увѣренъ, а съ той женщиной онъ думалъ покончить… Онъ надѣялся на разлуку, на отсутствіе ея…
— Такъ ты бы такъ мнѣ все это въ ту пору и сказалъ: я бы и Миррочку остерегла, и самому ему дала понять: не суйся, молъ, знаемъ!
— Съ какого права сталъ бы я вамъ это въ ту пору говорить? невольно улыбнулся я опять.
— Съ какого? очень удивилась она моему вопросу, — помилуйте, скажите, вѣдь ты мнѣ здѣсь родня ближайшій, матери-то наши родныя сестры были, я тебя съ дѣтства…
— Тутъ дѣло не въ родствѣ, а въ чести! перебилъ я ее:- что бы вы сказали, еслибъ я вдругъ вашу тайну, безъ вашего спроса, сталъ бы выдавать третьему лицу, въ виду того, что я этимъ могу послужить его пользѣ? То, что я вамъ сейчасъ сообщилъ, я не выдалъ, а передалъ вамъ потому, что мнѣ поручено это вамъ передать, — поймите эту разницу!
Бѣдная женщина опустила голову, тяжко вздохнула и принялась опять плакать.
— Да, сквозь эти слезы говорила она, — хорошо вамъ съ вашими пуанъ д'онёрами этими, а съ Миррочкой-то какъ мнѣ быть теперь?… Она у меня съ полуслова пойметъ, знаю, — да полуслово-то это какъ выговорить матери, когда это ровно что ножомъ ее рѣзать!…
Я молчалъ… Мнѣ было и жутко, и больно… и опять вдали мерцавшія надежды…
— А она… та-то… очень она любитъ его? заговорила снова кузина.
— Вы можете сами разсудить изъ того, что я передалъ вамъ…
— Да, бѣдовая, видно, закачала она своею простоволосою головой:- а мужъ у нея старый?
— Не старый еще.
— А сама она belle femme, очень?
— Красавица!