Согласитесь, недурно, сидя в теплой комнате, устроившись в низком удобном кресле с чашкой кофе или чаю, наблюдать по телевизору, да еще цветному, какой-нибудь исторический фильм. Какие ожесточенные схватки, какие захватывающие битвы! Как это живописно, красиво, как это щекочет онемевшие от монотонного, повседневного житья-бытья наши нервы. И как порой ни бывает страшно, как ни замираешь от ужаса и восторга, ты знаешь, что все это неправда, что в рискованных ситуациях, когда нужно свалиться с лошади на всем скаку, или совершить суперпрыжок, героя подменяет профессионал-каскадер, что дерутся герои оружием из облегченных сплавов, а кольчуги и латы на них — из сплавов, напротив, наиболее прочных, что с крепостной стены летит в ров не человек, а искусно изготовленная кукла, и что несчастная жертва, только что издававшая вопли и истекавшая кровью, разгримировавшись после съемки, спокойно занимается своими обыденными делами.
Но видеть, как в двух шагах от тебя не ловкачи-каскадеры, а обыкновенные русские мужики, которым бы сейчас в самую пору валить лес, вывозить сено с дальних сенокосов, чинить инвентарь, приготавливаясь к весне, то есть исполнять необходимую зимнюю мужицкую работу, молча рубятся с озверело наседающими на них врагами, как брызжет и хлещет дымящаяся на морозе кровь, слышать, как с хрустом рубит тело меч, рвет кольчугу сабля, как крики ярости и боли заглушаются бешеным храпом возбужденных коней, видеть, как снег вокруг становится красным, как раненых, выбитых из седла, затаптывают копыта коней — в этом живописного мало. И если б самому находиться там, в этой гуще, но видеть все это со стороны, из кустов!
Отряд остановился совсем. Бой стал еще интенсивнее, а на пригорке у дороги быстро раскинули большой разноцветный шатер.
Командир отряда что-то крикнул и указал мечом на шатер. Отряд, точнее, то, что от него осталось, рванулся вперед, но не продвинулся и на шаг. Слишком неравны были силы.
Вскоре от отряда остался один Евпатий. Пеший. Татары прихлынули к нему, и какое-то время его не было видно. «Все», — подумал я, как вдруг, подобно откатившейся от утеса волне, все отхлынули от него. Десятки людей с кривыми саблями смотрели на забрызганного с головы до ног липкой кровью, надрывно дышавшего, необыкновенно широкого, коренастого человека.
Какая же нужна мощь дуда, сила, выносливость, чтобы устоять одному против множества испытанных в битвах людей?
Евпатий чуть опустил меч, по которому тотчас потекла струйка крови и канула в снег; Послышались начальственные окрики, и, нагло расталкивая толпу, к Евпатию приблизился Хостоврул, монгол огромного роста с длинной и широкой, как двуручная пила, саблей.
Наступила тишина. В этот миг тишины в глубине леса снялась с ветки и застрекотала сорока, разнося по всему лесу какую-то весть.
Хостоврул не дошел до Евпатия шага три, и они кинулись друг на друга. Что-то лязгнуло, раздался всеобщий вой, и разрубленный, как на бойне, монгол рухнул на снег.
Снова все кинулись на Евпатия. Я не видел, сколько монголов он успел зарубить перед смертью, но когда от нарядного шатра прибыли слуги и все расступились перед ними, под трупами не видно было снега.
Тело Евпатия подняли, понесли к шатру.
Батый, лениво взглянув на труп, произнес несколько одобрительных, впрочем, ничуть не задевших самолюбия его войска, слов и приказал бросить тело русского батыра в лесу. И тут я прыгнул на него. Я был единственный живой русский здесь. И не мог спокойно видеть, как враги глумятся над останками Евпатия.
Но в момент прыжка каган шагнул в сторону, и я только ухватил его за полу толстого, простеганного, как фуфайка, с меховым подбоем халата. Батый в испуге отпрянул. Нукеры кинулись на меня. Я выхватил из кармана пистолет. Защелкали выстрелы. Телохранители с протянутыми руками, с лицами, полными ярости и страдания, валились навзничь почти у моих ног.
— Шайтан, шайтан! — раздались вопли. Все застыли в нерешительности. Я посылал в упор пулю за пулей, но, нажав спусковой крючок в очередной раз, не услышал выстрела. Я сунул руку в карман за обоймой.
— Хватайте его! — раздался голос Батыя, единственного, кто не потерял самообладания и уловил мою заминку.