Генерал Буланин вспомнил свое старое привилегированное положение до революции. Как всё было великолепно и как всё было прочно. Или казалось прочным? Поместья, гвардия, Двор, карьера… Прочным всё это, впрочем, не оказалось. Что теперь? Теперь он, генерал Буланин, из старой дворянской семьи, будет гоняться за Валерием Светловым, тоже из старой дворянской семьи, за почти соседом по губернии, отца которого в свое время генерал Буланин знал хорошо: был земским деятелем, слегка либерального направления, хорошим сельским хозяином и вполне приличным человеком. Почему, собственно, генерал Буланин сейчас должен гоняться за его сыном?
Коридорный внёс ужин, разослал на столе довольно грязную скатерть и поставил на неё поднос, ничего не расставил и даже бутылки не откупорил. Генерал Буланин хотел, было, обругать коридорного, но воздержался, это было не в первый раз и разве это хамьё можно было чему-либо научить? Единственное хорошее – это то, что большевики сумели всё-таки взять это хамьё в железную дисциплину… Но в их тиски попал ведь и он сам… Генерал Буланин расставил тарелки, сам откупорил бутылку. И салат, и бифштекс, и шампанское были вполне приличными, не то, что раньше, но всё-таки… Хорошо бы бургундского, но его даже и в НКВД не водилось.
Закончив ужин, генерал Буланин достал из своего чемодана импортную и настоящую сигару, развалился в кресле и закурил. Нужно было бы основательно обдумать создавшееся положение вещей. Но, в конце концов, было ясно одно: какая-то организация тут имеется. Если остаться в Неёлове и заняться её ликвидацией, для этого нужно очень много времени. Предпринимать что-либо из Неёлова и оставить эту таинственную организацию в неприкосновенности значит обречь себя на почти гарантированную неудачу. Следовательно, нужно предпринимать что-то из другого места. Придя к этому окончательному решению, генерал Буланин медленно и устало разделся, положил под подушку маленький маузер, который он всё время носил с собою, не для самозащиты – какая тут могла быть самозащита, а для самоубийства, чтобы “не даться живым” и чтобы “дорого продать свою жизнь”.
Сон генерала Буланина, и без того тревожный, был прерван тихим, но настойчивым стуком в дверь. Проснувшись, генерал Буланин первым делом схватился за свой маузер.
– Что там такое?
– Дежурный по комендатуре. Разрешите доложить, ваш самолёт взорван.
– Как взорван? Кем взорван? – Генерал Буланин вскочил с постели и, забыв о своем маузере, бросился открыть дверь. За её порогом стоял неизвестный ему очередной дежурный.
– Прошу прощения за беспокойство, но так как вы приказали подготовить самолёт, то, вот, я…
– Кто взорвал, я вас спрашиваю! – генерал Буланин чувствовал, что у него начинается припадок ярости. – Кто взорвал? Почему не было охраны? Что тут у вас делается? – дальнейшие выражения генерала Буланина не носили вполне литературного характера и, вероятно, дошли бы до совершенно нелитературного, если бы не выражение лица дежурного по комендатуре.
Это был довольно рослый и крепкий парень, лет, этак, под сорок, и на его лице генерал Буланин ещё раз заметил то выражение, которое ему приходилось подмечать очень часто, это выражение можно было бы перевести так: “И чего этот недорезанный белогвардеец тут разоряется? Попал бы он ко мне на гражданском фронте, я бы с него шкуру спустил.” Дежурный стоял, более или менее, навытяжку, но его лицо не желало скрывать ничего: “Вот ты ещё покричи, попадёшь всё равно в подвал.”
– Разрешите доложить, часовой у самолёта был поставлен.
– Где же он?
– Сгорел при взрыве.
Генерал Буланин провёл ладонью по своему кадыку, ему казалось, что он начинает задыхаться.
– А других самолётов в Неёлове нет?
– Никак нет. – Дежурный смотрел с почти нескрываемой злобой, как смотрели очень многие.
Генерал Буланин постарался взять себя в руки.
– Ну, значит, придётся подождать до утра. Прикажите принести мне коньяку и что-нибудь закусить…
– Слушаюсь, товарищ генерал.
Учреждение в доме №13 работало всю ночь, и его буфет работал тоже всю ночь. Минут через десять генералу Буланину была доставлена бутылка коньяку и довольно обильная закуска. Вместо халата генерал Буланин нашёл свою военную шинель и, надевая её, поймал себя на том, что его руки дрожат и не могут попасть в рукава шинели. Да, для таких приключений он, вероятно, стал слишком уж стар…
Стакан коньяку несколько успокоил его. Сидя в кресле за столом, генерал Буланин пробовал подсчитать, сколько человек могло знать о его дальнейших планах. Первый – Медведев. Второй – прежний дежурный по фамилии, кажется, Иванов. Мог что-то подслушать и доктор. Итак, трое. И кто-то из троих кому-то уже успел сообщить о его, Буланина, дальнейших планах. А Медведев ещё говорит о том, что никакой организации нет!
Генерал Буланин сидел в кресле, тянул коньяк и пытался думать. Это занятие ему было, вообще, мало по душе. Мысли всё, как-то независимо от его воли, возвращались к прошлому, к старому, давно и безнадёжно потерянному. Генерал Буланин горько усмехнулся, когда-то они, офицеры гвардии, избегали подавать руку офицерам Отдельного Корпуса жандармов. А теперь он сам стал жандармом, да ещё у кого! И теперь приходится выслуживаться, да ещё перед кем! А иного выхода всё равно уже не было. Разве что ещё раз перековаться, ещё раз бежать заграницу и там выпустить сенсационную книгу о тайнах НКВД?
Эта мысль ему приходила в голову не в первый раз. Правда, писательство никогда не было его сильной стороной, но можно, ведь, найти какого-нибудь специалиста, который придаст литературно- сенсационный оттенок устным рассказам. Можно, конечно, будет и приврать, кто там проверит! Может быть, с точки зрения именно этого плана, хорошо бы было изменить и план преследования этого Светлова? Может быть, лучше найти в нём не врага, а союзника? Но, в качестве врага или в качестве союзника, как его найти?
Мысли генерала Буланина постепенно стали путаться. Собственно говоря, он так и до сего времени не мог понять, зачем он “им” оказался нужен? Да, конечно, древнее имя, но сколько носителей древних имён было отправлено в подвал? Военная традиция? Генерал Буланин прекрасно понимал, что эта традиция уже кончена, и что его старая военная выучка в современных условиях стоит очень немного. Единственное разумнее объяснение, которое мог придумать генерал Буланин, заключалось в том, что в его лице власть нашла приманку для других дураков эмиграции, сейчас под влиянием коньяка Буланин не хотел преувеличивать своих умственных способностей. Может быть, ещё для того, чтобы иметь в аппарате НКВД человека абсолютно чуждого для всех остальных его работников? Толкового ответа на все эти вопросы генерал Буланин, впрочем, так и не нашёл. Пока что нужно было выполнять поручение Москвы или делать вид, что выполняет и охотиться за этим Светловым с его компанией… Кроме того, генерал Буланин достаточно точно знал, что за ним следят совсем вплотную и его шофёр, и вестовой, и его ближайшие сотрудники, и соседи, что все они следят за каждым его шагом, и что побег заграницу вовсе не так прост. Но что-то всё-таки нужно предпринимать. Здесь, рано или поздно, всё равно гибель. И даже, если бы ему и удалось поймать Светлова, раскрыть заговор атомных исследователей, получить ещё полдюжины орденов, всё это ни от чего его не гарантировало бы. Что-то нужно предпринимать…
Бутылка с коньяком медленно подходила к концу. Генерал Буланин понял, что он пьян, что он устал и что он стар. Когда-то всё это было иначе. Укатали сивку крутые горки. И, кроме того, той звериной, железной выносливости, какая была у этих людей, у него, генерала Буланина, не было. Как могли эти люди из десятилетия в десятилетие выдерживать всё это – и голод, и страх, и работу? Да, голодали не все, но работали все, работали каторжно. Машины. Автоматы. Роботы. Его, генерала Буланина, поколения были живыми людьми, с кровью и с сердцем. Здесь только роботы. Интересно было бы посмотреть, как это живут люди там, внизу… Генерал Буланин с некоторой горечью констатировал, что этих людей, людей внизу, он не знал раньше, не может узнать и сейчас. Между ним и ими всё тот же железный занавес. Никто ни о чём говорить с ним не станет, даже и в том случае, если бы по служебному своему положению и в окружении своих сыщиков генерал Буланин смог бы проникнуть в эти таинственные низы.