– Ничего, товарищ Жучкин, – успокоительно сказал Светлов, – и догоним, и перегоним.
Выпили по стопочке. От второй тов. Светлов отказался. Тов. Жучкин с сожалением отодвинул и свою стопочку, вышел в кухню, и проглотил там полбутылки. Авдотья Еремеевна доложила о приходе Васьки с мужиком и с лошадьми. Жучкин на минутку исчез и снова появился в сопровождении коренастого мужичонки, глаза и нос которого с трудом разыскали три не заросших проталинки, всё остальное утопало в чаще бороды. Мужик привёл двух неказистых, но таких же коренастых, как и он сам, сибирских коньков. Вышли, осмотрели. Научный работник оказался весьма сведущим человеком: осмотрел зубы и бабки, пощупал шею и произвёл ещё ряд манипуляций. По вопросу о цене мужик заломил совершенно несусветную цифру, так что у Жучкина даже дыханье перехватило: сорвёт, сукин сын, всю коммерцию. Но научный работник не проявил к цене решительно никакого интереса, вытащил из своей походной сумки пачку кредиток, отсчитал требуемое количество и попросил присутствующих помочь оседлать коней.
– Сейчас, тов. Светлов, – сказал Жучкин, – вот только расписку приготовим.
– Мне она не нужна, – сказал Светлов, – а вам, если нужна, расписывайтесь.
По душе тов. Жучкина проползло сожаление: эх, ещё бы тысчонку можно было бы подработать, сглупили мы…
Багаж был принесён с перрона, кони были навьючены, пожелания счастливого пути были сказаны, Светлов сел на одного коня, ведя в поводу другого, обитатели станции Лысково остались у себя дома. Жучкин вручил мужику половину полученных кредиток, а другую оставил себе, мужик пошёл в Госспирт. Тов. Жучкин хлопнул ещё полбутылки, а научный работник тов. Светлов исчез за поворотом дороги.
Дорога шла таёжными перелесками, и товарищ Светлов трусил, не обнаруживая никаких признаков торопливости. В верстах двадцати от Лыскова лес кончился, и на протяжении версты полторы шла кочковатая голая низинка, полого спускавшаяся к речке. Противоположный берег речки зарос тальником, ивняком и прочей такой ерундой. Научный работник товарищ Светлов проявил искренний интерес к этому нехитрому пейзажу, осмотрел низинку, из которой только что выехал на берег небольшой речушки. Переправившись через речку, тов. Светлов стал осматриваться ещё внимательнее. Слез с коня, выискал место, которое ему, очевидно, показалось наиболее удобным, посмотрел на небо и на часы, привязал коней к дереву, вынул из чехла и очень внимательно осмотрел свою винтовку, сел, прислонясь спиной к дереву, закурил трубку и предался размышлениям, о которых мы не знаем ровно ничего.
РАЗОЧАРОВАНИЯ ТОВ. ЖУЧКИНА
– Вот, дура, что значит образованный человек, – сказал тов. Жучкин, пряча под подушку кредитки.
Авдотья хихикнула:
– Чтоб деньги швырять, какая тут образованность? А, вот, водку – не то, что ты – вёдрами…
– Не твоего, бабьего, ума дело, – отрезал Жучкин, – пошла вон!
Авдотья Еремеевна хихикнула ещё раз и скрылась. Жучкин постоял в нерешительности посредине комнаты, потом открыл буфет, взял оттуда свежую полбутылки, для чего-то посмотрел на свет, выбил пробку, выпил, крякнул и пошёл спать в сад.
Сон тов. Жучкина был прерван телеграфистом Васькой. Васька тряс и тормошил могучее тело начальника охраны, но ничего, кроме нечленораздельных звуков, вытрясти не мог. Отчаявшись, Васька заорал над самым ухом:
– Товарищ Жучкин, по прямому проводу из Неёлова, вставайте скорей!
Неёлово было той станцией к востоку от Лыскова, куда направлялся скорый поезд Иркутск-Чита, и где был отдел НКВД, которому был подчинен и товарищ Жучкин. Прямого же провода не было никакого, был просто телефон. Но прямой провод звучал как-то особенно внушительно. Он, видимо, оказал свое действие. Товарищ Жучкин приподнялся, посмотрел на Ваську осоловевшими глазами и издал первые членораздельные звуки:
– Ась? Что? А?
Васька повторил свою сентенцию. Жучкин выругался длинно и образно: спать и то, черти, не дают. Однако на его лице проступило некоторое беспокойство: он не любил иметь дела с начальством, в особенности, по инициативе этого последнего. Оправляя на ходу штаны и прочее, Жучкин направился к телефону.
– У телефона Жучкин, начальник охраны ст. Лысково.
Трубка разговаривала кратко и неутешительно.
– Кто это у вас слез со скорого № 67?
– Научный работник советских наук товарищ Светлов…
– А где он теперь?
– Так что я, согласно удостоверению, достал им лошадей, и они отправились дальше, в тайгу…
Трубка сказала внятно и раздельно:
– И-д-и-о-т…
– Не могу знать, член академии наук…
– Да не он, а ты – идиот…
– Это, то есть, как же прикажите понимать?…
– Да вот так и понимай: идиот и больше ничего. Проспал птицу…
– Позвольте, да я по удостоверению…
Трубка изрыгнула мат. Жучкин решил промолчать. На его лбу проступили капельки раствора спирта в поту.
– Так что вот, товарищ Жучкин, – сказала трубка официально. – С товарным поездом №46 приедет конный взвод ловить вот этого самого научного работника. Ты тоже поедешь. Не поймают – твой ответ.
– Да я же, товарищ начальник, согласно удостоверения Совнаркома…
Трубка снова изрыгнула мат и замолчала окончательно. Жучкин вытер со лба спиртовой раствор и ничего не мог сообразить: почему идиот, что такое с научным работником и, вообще, в чём тут дело.
Он вернулся домой, вылил на свою голову несколько вёдер воды, потом, решив, что этого недостаточно, разделся и стал поливать себя с ног до головы. Авдотья Еремеевна почувствовала, что тут что-то неладно. Но мрачный вид тов. Жучкина ни к каким расспросам не предрасполагал.
Товарный поезд № 46, скрипя тормозами и лязгая буферами, бесконечной лентой растянулся вдоль платформы, но платформа оказалась короче его. Товарный вагон с конным взводом так и не доехал до платформы, а без неё лошадей выгрузить было нельзя. Начальник станции, стоявший приблизительно по середине поезда, играл роль передаточного звена между паровозом и конным взводом: с обоих концов нёсся обоюдный мат, и начальник станции переправлял его по назначению. Конный взвод требовал подать поезд вперёд, машинист боялся вывести поезд за пределы станционных путей. В результате длительного обмена непечатными нотами, конный вагон был отцеплён и подан вручную к задней грузовой платформе. Товарищ Жучкин молча и мрачно упирался в буфер своей мощной спиной и не проявлял никакой жизнерадостности. Для молчания у него, впрочем, были и другие основания: рот был забит кирпичным чаем, который по сибирскому поверью отшибает спиртной дух. Тов. Жучкин жевал чай, и в его голове ворочались тревожные мысли.
Наконец, взвод был выгружен, и тревожные мысли тов. Жучкина были прерваны начальственным криком:
– А Жучкин где же? Куда его черти засунули? – На платформе высился полковник войск НКВД, тов. Заборин, весь опоясанный ремнями, кобурами, сумками, биноклем и чем-то ещё. Рядом с ним находился командир взвода. Тов. Жучкин выплюнул чай.
– Так что я здесь, товарищ полковник.
Заборин посмотрел на Жучкина иронически, Жучкину показалось что-то удавье в Заборинской физиономии.
– Ну, что ж, товарищ Жучкин, давайте хвастаться, как это вы научного работника проворонили.
Жучкин вкратце и держа приличную дистанцию доложил. Задорин слегка понюхал воздух, но никак не мог определить, откуда идёт спиртной дух: от Жучкина или, может быть, собственный перегар даёт себя чувствовать. В виду сомнений, от всяких комментариев Заборин воздержался. Закончив свой доклад, Жучкин остановился, как бы спрашивая: так в чём тут дело. Но никаких разъяснений не последовало. Тов. Задорин посмотрел на небо, на часы, ещё раз обозвал Жучкина шляпой, и приказал двигаться в погоню за научным работником. Жучкин, проклиная всех и вся, взгромоздился на седло, и десяток всадников нестройной гурьбой покинули гостеприимные пределы станции Лысково.
Впереди группы трусили двое пограничников, выполнявших смешанную роль следопытов и Пинкертонов. Их привычные глаза бежали по следам, оставленным конями тов. Светлова, следы эти, впрочем, были видны и без всякого следопытства. За следопытами двигалось начальство и рядом с начальством тов. Жучкин, проклинавший и научного работника, и полковника Задорина, и свою охранную службу, и даже академию наук СССР. Так двигался взвод, пока не выбрался на ту полянку, которую так старательно осматривал научный работник.