Оглядывая перед уходом свою прибранную комнату, Вавилон на минуту застыл в нерешительности перед столом: вынуть из-под стекла красотку в купальнике или оставить как есть? Подумал и махнул рукой: пусть Наташа видит, что настоящая красота и его влечет. Разве не хороша девушка? Под стать самой Наташе…
Еще у машины Вавилон заметил в широком окне комнаты лицо матери. Измаялась. Ждет — не дождется. И уж, конечно, при полном блеске. Ее хлебом не корми — дай намарафетиться. Что ж, пожалуй, это кстати. Не стыдно за нее, держит фасон, не сдается. В свои-то сорок два еще куда как смотрится! Хоть в третий раз под венец.
Вавилон и ключ не стал вынимать из кармана: пусть мать сама откроет, это доставит ей удовольствие.
— Маман, познакомься, — сказал он, довольный, что не обманулся в своих ожиданиях: Алла Игнатьевна выглядела даже лучше и моложе, чем он представлял.
— Очень приятно. Очень приятно, — сияя доброжелательностью и светом фарфорово-кукольных глаз, повторяла она.
Все же отдавать полную инициативу в руки матери, которая уже распахнула дверь в гостиную, было опасно, и Вавилон поспешил провести друзей в свою комнату.
Здесь, на правах хозяина, он, не мучаясь сомнениями, предложил Наташе снять мохеровую кофточку и собственноручно повесил этот ее невесомый наряд на плечики. Затем включил стоявший наготове магнитофон. Включил на малую громкость, однако ритмичные звуки модернового американского джаза туго наполнили пространство комнаты. Одна из колонок, блестя вишневым полированным деревом, была установлена на тумбочке, возле тахты, другая лила звук из противоположного угла, сверху (стояла на шкафу).
— Элвис Пресли, — посмотрев на ближнюю колонку у тахты, с видом профессионала изрек Роман. — Король рок-н-ролла. Вознесенный до небес идол шизофреников и наркоманов.
Наташа, покачивая в такт мелодии плечами, всем корпусом повернулась к Роману.
— А по-моему, очень даже милая музыка.
— О, женщины! — в изнеможении простонал Роман. — Надо же так обругать короля рока: «милая музыка». Это великая музыка!
— Тем более! — ничуть не смутилась Наташа и, пританцовывая, стала расхаживать по комнате, с любопытством разглядывая все, что здесь было. На это ушло минуты две, и Вавилон с радостью подумал, что Наташе у него понравилось. И действительно, еще более округлив дуги бровей, она проговорила, будто удивляясь:
— А у тебя мило. Даже цветы… — И шагнула к сирени. — Интересно: найду счастье?
Но вместо того чтобы отыскивать «счастливое» соцветие из пяти лепесточков, она скосила большие серые глаза мимо букета и долго — так что Вавилону стало вдруг не по себе — рассматривала девицу в купальнике, улыбающуюся из-под зонтика.
— Может быть, к делу сразу приступим? — не нашел ничего лучшего сказать смутившийся Вавилон и поднял матрас дивана.
— О, весьма и кстати, — поддержал Роман. — Развей наконец зыбкий туман мучительных сомнений.
Вавилон открыл ключиком замок желтой сумки и вынул тяжелую кипу джинсов, упакованных в целлофановые мешочки.
— Тут, Наташа, твоя помощь нужна. Ярлыки пристрочить и вшить молнии. — И Вавилон уже из другого места, отставив на книжной полке журнал, словно из тайника, достал с десяток застежек.
— И ты веришь в эту затею? — критически рассматривая мелкие желтого металла зубчики молнии, спросил Роман.
Вавилон, видимо, ждал такого вопроса — ответил убежденно, с запальчивостью, даже красные пятна на скулах проступили:
— А для чего бы затевал тогда всю эту канитель?! Молнии подходящие доставал, штампик специальный заказывал. Так просто? Нет, это верняк. Ярлыки еще приладим, соответствующую упаковочку дадим. Завтра мне обещали бельгийские мешочки. Люкс! Точно, верняк, сто процентов гарантии, что сойдут за фирменные «Супер райфл». Представляешь, «Супер райфл» — фирма с железной репутацией!
— О-о, — погрузив пальцы в смолянисто-черную бороду, протянул Роман. — Это уже красивые ассигнации рисуются. Вполне и определенно. Плюс — психологический фактор. Что ж, по рукам, старина!
Вавилон удовлетворенно пожал протянутую руку.
— Значит, будут колеса?
— Слово джентльмена!
— Тогда — за дело! Наташа, несу швейную машинку.
— Всецело и полностью, — покорно вздохнула Наташа. — Вечная истина: самая трудная работа достается женщине.
— А мне, старина, — лишь по глазам и заискивающему голосу можно было понять, что Роман улыбается, — если помнишь, ты обещал мне бокал вина.
— Еще одна старая истина, — без улыбки заметила Наташа, — женщина — за работу, мужчина — за вино.