— Добрый день, Лариса Васильевна! — сказал он молодой женщине и, принуждая себя, рассмеялся: — Поверите: к министру заходил, был на приеме в Верховном Совете, но так не волновался и не робел, как сейчас. Поджилки трясутся.
— Да что вы, Аркадий Федорович! — весело усомнилась Лариса Васильевна. — Прошу садиться. Разрешите — я сразу к делу. Вас мы пригласили вот по какому поводу: не смогли бы выступить перед старшеклассниками, рассказать о заводе, о себе, о своей профессии?
К чему-то плохому Киселев был готов, но к такому…
— Вы действительно ради этого просили зайти меня?
— Ну вот, — разочарованно сказала Лариса Васильевна, — и в вас не нахожу единомышленника. Считаете ненужной затеей? Дети, мол, и так перегружены всяческой информацией? А знаете, Аркадий Федорович, на днях моя дочь-восьмиклассница, которая обо всем уже рассуждает, как взрослая, заявила: хочу быть балериной. Она четыре года в балетный кружок ходит. Прекрасно, говорю ей, только что же это получается: ты в балерины собираешься и Оля, твоя подруга, — туда же, а Света (еще одна ее подружка) — непременно в киноактрисы. А кто одежду будет шить? Хлеб, печь? Письма по адресам разносить? И послушайте, что моя дочь-умница отвечает: это будут делать другие, те, кто не станет балеринами и актрисами, кто не поступит в институты. Нет, вы представляете!
Киселев понимающе закивал головой:
— Сцена, экран, космос. Престижные вещи. Вот и рвутся.
— Но, Аркадий Федорович, мы же прекрасно знаем, что туда попадут двое-трое из тысячи. А главное, каково мнение: если в институт не попал, ты вроде бы второго сорта. Мы сами, сами, взрослые, виноваты в этом. Нам и дело поправлять.
Лариса Васильевна говорила взволнованно, прядь белокурых волос упругой пружинкой вздрагивала на белом лбу, и Аркадий Федорович даже почувствовал угрызение совести: это из-за него так горячится она.
— Лариса Васильевна, если вы считаете, что я должен выступить перед ребятами, я готов. Понятно, наш завод — главное предприятие в городе, целое металлургическое государство, и многие из ваших учеников придут к нам. Это неизбежно. С удовольствием расскажу о заводе.
— Ну, спасибо, — будто добежав до финиша, с облегчением сказала завуч. — Уверена: ребятам это будет интересно и полезно. Вы человек авторитетный, заслуженный, член горкома партии, рабочий.
— Хотя и с дипломом, — весело заметил Киселев.
— Вот и об этом скажете. Да что вас учить, однажды слышала, как на сессии исполкома выступали, — искренне, просто. Факты приводили интересные.
— Фактов хоть отбавляй…
Еще кое-что уточнили по его выступлению. Все вроде обсудили. Аркадий Федорович уже разгладил на колене берет, но… Лариса Васильевна будто медлила, не собиралась прощаться. И Киселев, ощущая прежнее беспокойство, словно бы между прочим, опросил:
— Ну, а как мой отпрыск тут? Не ходит на голове?
Лариса Васильевна подняла на него вопросительный взгляд.
— Костя вам вчера, не рассказывал?
— О чем? — испугался Аркадий Федорович.
— Вчера произошел не совсем приятный случай.
— Ничего не знаю, — обреченно сказал Киселев.
— Вот как… — удивилась Лариса Васильевна. — Я думала: он скажет…
Бедный серый берет! Слушая рассказ Ларисы Васильевны, Киселев и мял берет, и оставлял на минуту в покое, и снова его большие руки, казалось, испытывают на прочность нехитрый головной убор.
— В сравнении, с нашим временем сегодняшние дети на многое смотрят иначе, стали независимее, смелее, раскованнее. Но где-то должен быть предел этой раскованности?.. Выждать час, когда в школе никого не будет, войти в кабинет… Аркадий Федорович, вы достаточно знаете жизнь, вы можете это объяснить? Я хочу понять…
Объяснить Киселев не мог. Сидел как пришибленный. Наконец вздохнул, будто пудовый камень на груди приподнял:
— Ищи причину в себе. Дети — зеркало нас самих. Не занимаюсь я сыном, Лариса Васильевна. Самоустранился.
— Это уж вы на себя наговариваете. Не верю, — сказала Лариса Васильевна.
— И мне бы не хотелось верить. Да видите — факты… Все дела, заботы. Все надо. А первой заботой, оказывается, должны быть дети.
— С этим не могу не согласиться, — задумчиво проговорила Лариса Васильевна. — Ученые проводили широкое анкетирование подростков. Результат неожиданный: большинство ребят склонны считать, что родители их не понимают. Папы и мамы хорошо их кормят, одевают, балуют, а вот по-настоящему интересоваться их внутренней жизнью не желают.
— Значит, это и про меня, — снова вздохнул Киселев. — Проглядел сына.
— Так-то уж убиваться не надо, Аркадий Федорович. Сын у вас хороший, справедливый. С оценками, правда, немного сплоховал, но это, я думаю, временно. Классный руководитель второй месяц у них болеет. Трудная обстановка в классе. А так Костя парень неплохой. Если же о вчерашней истории говорить, то тут еще сильное влияние со стороны. Наш знаменитый Швырев. Подозреваю: он и заводила всему. Вот это действительно запущенный парнишка. Трудный. Хотя географ Василий Васильевич доволен им. Там беда еще и другая — с матерью разлад.