— Кого? О, можно сказать, нет! Он плохо кончил. Смотрите, какой превосходный габардин…
— Неудивительно. Я имею в виду, что у вас, конечно, более солидная клиентура. А Джон Спенсер Харт заказывал вам одежду?
— Хорошо, если бы так. Но мистер Харт, как я слышал, одевался в Бостоне. Верблюжья шерсть, которую мы получили для мистера Холдерфилда…
— Возможно, вам повезло. Ведь Харт умер, задолжав кучу денег, верно? Жаль, что его партнер… как его звали?
— Мак-Кэби.
— Да, Мак-Кэби. Кажется, он был скрягой?
— Не знаю. Если вы хотите поплавать в такое время года, то, может быть, купальный халат…
— Значит, вы не знали Мак-Кэби?
— Нет. Это все?
— На днях я разговаривал с доктором Доддом.
— Вы с ним знакомы? — быстро спросил Уолдо.
— Да. Он ваш клиент?
— Скажете тоже! — Дэвид Уолдо улыбнулся. — Если бы наш доход зависел от доктора Додда, мы бы быстро прогорели. Правда, он прекрасный человек… С вас шесть девяносто пять…
Эллери вышел с покупкой, все еще ощущая покалывание.
В чем же причина?
Перейдя улицу, он вошел в магазин спорттоваров Джеффа Гернаберри и купил корзину для пикника и термос. Затем Эллери посетил «Караван-сарай деликатесов» между лавкой Логана и магазином подарков мисс Эдди. Оттуда он вышел нагруженным пакетами с продуктами и вернулся к «плимуту» Хомера Файндли.
Изучив карту Римы, Эллери поехал по Вашингтон-стрит в Лоу-Виллидж и свернул налево на Конгресс-стрит. Карта предписывала следовать по этой улице через весь город.
Конгресс-стрит становилась все более грязной, шумной и раздражающей. Она тянулась параллельно Полли-стрит, отделяемая от нее рекой Уиллоу, отходы фабрик Лоу-Виллидж плыли в ней мимо задних дверей бараков для рабочих. Редкие островки травы виднелись здесь лишь изредка, деревьев и вовсе не было. Тем не менее, Эллери ехал на малой скорости. Его интересовала улица, по которой бессчетное число раз бродил Том Эндерсон, спотыкаясь на разбитом асфальте. Должно быть, где-то здесь его встретил младший брат Эйба Л. Джексона, Гаррисон, в тот субботний вечер, когда Эндерсон, по-видимому трезвый, шел на загадочное свидание к скале Малютки Пруди. Кого же встретил там в ту ночь отец Римы? Ответ мог таиться на этой ветхой улице, за одной из трухлявых стен, в памяти какого-нибудь усталого рабочего, его увядшей жены или одного из их чумазых детей.
А может, ответ скрывался в туманной стране случая. Ничего личного…
Узкая улица внезапно завершилась горой грязи, обломков кирпича, битой посуды и каких-то непонятных отходов, она возвышалась на краю глубокого оврага, заваленного отбросами, которые издавали ужасающее зловоние. Мысль о переходе через жуткий овраг по шаткому пешеходному мостику привела Эллери в ужас. За мостиком тянулся чахлый пояс кустарника, дальше расстилалась пустошь, за которой поблескивали болота.
Эллери запер автомобиль и приложил к носу платок. Он уже собирался ступить на мостик, когда увидел Риму Эндерсон, бегущую со стороны группы причудливо изогнутых деревьев за оврагом. Она была в странном одеянии, напоминающем малайский саронг, явно сшитом из остатков старого мужского костюма. Быстро перебирая босыми стройными ножками, Рима побежала через мост; ее волосы развевались на ветру.
— Я ждала вас.
Она показалась Эллери встревоженной и расстроенной.
— Что-нибудь не так, Рима?
— Не так? Все в порядке. — Но прозвучало это как-то неубедительно.
— Детишки с Конгресс-стрит не вызывают доверия. Можно оставить здесь машину, пока мы сходим в вашу хижину?
— Мы не пойдем в хижину.
— Что? — Эллери последовал за Римой к автомобилю, протестуя на ходу: — Почему, Рима? Я хочу взглянуть на нее.
— Как-нибудь в другой раз.
— Но только вчера вечером вы сказали…
— Почему вы приехали на машине?
— Но мы ведь собирались отправиться на пикник. Разве не так?
— Мы могли бы пойти пешком. Я всегда так делаю.
— В том смысле, что не прыгаете по деревьям, как Тарзан?
— А кто такой Тарзан?
Эллери объяснил ей, пока отпирал дверцу, и они садились в машину.
— А, взрослый Маугли. — Голос Римы звучал безразлично. — Я всегда любила Балу и Багиру и ненавидела Шер-Хана. Сворачивайте на Шингл-стрит, Эллери, и поезжайте по шоссе 478-А до Твин-Хилл, а там снова поверните.
Сегодня утром Риму явно что-то повергло в мрачное настроение. Это случилось не раньше ее возвращения в хижину, иначе она не написала бы записку в «Апем-Хаус» с приглашением приехать в ее жилище. Была ли это реакция на жалкую лачугу после путешествия в большой мир? Или…