Ночью Сергей Иванович долго не мог заснуть. Андрей нечаянно затронул сокровенное. Узкая историческая специальность Сергея Ивановича во времена аспирантуры была докиевская Русь, а затем история отношений России с соседними исламскими государствами, в основном с Персией и Афганистаном. Это в конце концов и сделало его референтом ЦК. Наукой, собственно, Сергей Иванович уже лет двадцать не занимался. Не было у него времени самому рыться в архивах, читать первоисточники. Да и не нужно это было никому, и прежде всего ему. Руководить институтом, консультировать ЦК, представлять страну в различных международных комиссиях — никакой науки не требовало. Было, однако, если по модному говорить, у Сергея Ивановича научное хобби. Уже давно собирал он материалы, относившиеся к жизни и деятельности двух самых страшных людей нашего времени, а может быть и всей человеческой истории, Сталина и Гитлера. Задумал он это давно, еще во время войны, когда, с одной стороны, по разрозненным рассказам, отдельным репликам больших и малых генералов(а он почти всю войну провел около генералов) начала вырисовываться перед ним картина нашей военной стратегии и истинной роли Верховного в ней, а с другой — по показаниям пленных генералов, захваченным материалам с аккуратно, в хронологическом порядке, подшитыми приказами Верховного командования вермахта и лично фюрера, — стала проясняться внешне непохожая и в то же время в главном такая знакомая картина вмешательства в судьбы людей, армий, государств, народов капризной воли диктатора, страдающего одновременно комплексом неполноценности и манией величия.
Сергей Иванович, благодаря положению, им занимаемому, имел доступ практически ко всем материалам спецхрана и урывками продолжал эту тайную ото всех, от Вали и даже от Бориса, работу. Конечно, об этой паре множество научных и полунаучных трудов опубликовано. О Сталине — Конквист, Авторханов, воспоминания маршалов, Хрущева, Троцкого — да мало ли? О Гитлере полнее всего, пожалуй, Толанд. Но систематического сравнения еще никто не проводил. Сергей Иванович не обольщался: писал он плохо, язык казенный, — не дал Бог таланта. Однако последовательное сопоставление личностей и истории двух неудачников: неудавшегося поэта Джугашвили и неудавшегося художника Шикльгрубера, — его захватило. Эта секретная деятельность стала ему необходимой. Отдушина, вроде редких встреч с Великановым. Многие части своего исследования Сергей Иванович уже написал в почти законченном виде. Но он не спешил. Перечитав, вставлял новые данные. Все равно девать некуда. Так и будет, пока он жив, заперто в ящике письменного стола, единственный ключ всегда в бумажнике.
Жаль, не расскажешь Андрею о его тезке Андрее Андреевиче Власове. Через сорок с лишним лет Сергей Иванович легко восстанавливал в памяти его образ. Неулыбчивое интеллигентное лицо, очки. Прекрасная выправка. И смелость. Не отчаянная храбрость молоденьких лейтенантов, а спокойная смелость генерала, принимающего решения и берущего на себя за эти решения ответственность. Вероятно за это и любил его Жуков. Его сдача второй ударной армии, окруженной у озера Ильмень, была актом смелости, а не трусости. Трусом был генерал Ефремов, который был окружен с тремя дивизиями под Вязьмой и застрелился. Оставшиеся без командования десятки тысяч людей погибли в бессмысленных разрозненных боях. В сорок втором Власов был понятен. Его согласие организовать РОФ в сорок четвертом — необъяснимо. Сомнительно, чтобы его сломали немцы. Вряд ли этот замкнутый человек делился с кем-нибудь мотивами своих поступков. Во всяком случае, он начал активно сотрудничать с немцами тогда, когда он не мог не понимать, что Германия войну проиграла.
Сон не приходил. Сергей Иванович встал, накинул пиджак поверх пижамы, достал сигарету, вышел на балкон покурить. Валя сквозь сон спросила:
— Ты чего не спишь?
— Так, думаю.
2.— Товарищ генерал-майор! Сергей Лютиков прибыл в ваше распоряжение. Дремин уже вышел из-за стола. Улыбаясь, протянул обе руки.
— Здравствуй, Лютиков, здравствуй. Рад тебя видеть. Домой успел зайти?
— Забежал, товарищ генерал.
— Во-первых, Сергей, я не генерал, а майор государственной безопасности, у нас звания особые, и майор ромб носит. А во-вторых, давай условимся: когда мы вдвоем, я для тебя не "товарищ майор" и не "товарищ генерал", а Николай Васильевич. Не первый год знакомы. Понял?
— Понял, Николай Васильевич.
— Ну. лады. Как дома? Все здоровы?
— Отец на фронте. Мать и Нюрка работают. На ЗИСе. Трудно, конечно, но ничего, справляются. Говорят, завод скоро эвакуировать будут. Не то на Урал, не то в Сибирь. Тогда тоже поедут.