— Сережа, вы? Заходите. Как вы возмужали. Вам идет офицерская форма.
— Здравствуйте, Елизавета Тимофеевна. А где Боря?
— Боря на фронте. На Западном фронте. Он связист, ротный телефонист. Пишет, что не опасно. Врет, наверное.
— Да нет, Елизавета Тимофеевна, правду пишет. Какая же опасность? Сиди на родном КП в тылу, донесения передавай. Значит, призвали Бориса. Когда?
— Вы разденьтесь, Сережа. Я чайник поставлю. Угостить мне вас особенно нечем, но чаю попьем.
— Какие там чаи, Елизавета Тимофеевна, я на минуту, человек военный, дела. Я и заходить в комнату не буду.
— Борю призвали в самом начале ноября. Был где-то в Чувашии, учился на связиста. А недавно позвонил, проездом на фронт, их эшелон на окружной стоял. Мы с Ирой бросились. но не нашли. Теперь вот с фронта треугольнички получаю.
— Кто это Ира?
— Разве у вас, молодых, поймешь? По-старому я бы назвала невестой. С ним вместе училась.
— Понятно. А об Александре Матвеевиче что-нибудь есть? Больше у него не были?
— Не была, ничего не знаю.
И вот сидит Сергей Лютиков у Николая Дремина. Сидит сержант государственной безопасности в гостях у майора государственой безопасности. На столе поллитра, картошка вареная, селедка жирная. Сидит не как подчиненный, а как старый знакомый, можно сказать приятель.
— Ну что ж, Сергей, давай выпьем за тебя, за твою жизнь, за твою карьеру. Не надо этого слова бояться. У нас в органах сделать карьеру значит хорошо служить на благо родины. А кто хорошо служит, тот и за большее отвечает, а значит и делает карьеру.
— Спасибо, Николай Васильевич.
— Да ты ешь, не стесняйся. Масла клади в картошку побольше. В училище впроголодь жить будешь. Расскажи теперь, как воевал. Как там Петька Денисов? О вашей Двадцатой много говорят. Орлы. Власовцы.
— Мне, собственно, Николай Васильевич, капитан государственной безопасности Денисов велел вам передать устное донесение.
— Давай, давай, доноси.
Дремин слушал молча, не перебивая. Потом сказал:
— Давай-ка еще по полстаканчика. Что я тебе скажу, товарищ Лютиков. Дураком Петька был, дураком и остался. С кем воевать вздумал! Власов теперь командарм номер один у Жукова, а к Жукову сам Иосиф Виссарионович прислушивается. Так что об этом донесении забудь. Ты не говорил, я не слушал.
5.— Курсанта Лютикова ко мне!
Взвод отрабатывал основы ближнего боя. Сергей поднялся из пожухлой травы, куда его стандартным приемом через ногу бросил напарник и побежал к комвзвода.
— Срочно в училище, к начштаба.
Начальника штаба на месте не было. Писарь прочел Сергею под расписку приказ. Отчислить курсанта Лютикова С.И. из училища. Сержанту государственной безопасности Лютикову С.И. явиться такого-то числа к семнадцати ноль-ноль в Москву, в комнату 341 Народного Комиссариата Государственной Безопасности к майору государственной безопасности Дремину Н.В. для прохождения дальнейшей службы.
В предбаннике Сергея встретил Русанов.
— Подождите, товарищ Лютиков, я доложу майору.
Через полчаса Сергей вышел на Лубянскую площадь. Ну, дела! Еще раз вытащил повестку: двенадцать тридцать, комната 215, для дачи показаний. И бумажка, переданная Дреминым вместе с повесткой: "Приходи ко мне вечером после десяти". Дремин был сух, официален, в глаза не смотрел. Сказал только:
— Вопрос о прохождении службы решим после дачи показаний.
Сергей забросил вещи домой. Комната, как нежилая. Холодно- не топят, пусто, грязно. Да и вся квартира такая же. Несколько старух, дети сопливые. Зашел на рынок на Цветном бульваре. Белая головка — три сотни за бутылку. Купил. Надо взять для Николая Васильевича. Не зря же он приглашает.
Ровно в десять позвонил в дверь к Дремину.
— Заходи, заходи, Сережа, раздевайся. Да расстегни ты воротничок. И пояс сними. А то застегнулся, как на смотре. Ого, я вижу, ты на рынок сходил. Сколько отдал? Спасибо, спасибо, с удовольствием с тобой стопку опрокину. Мне теперь редко удается. Даже в нашем распределителе не всегда бывает, а на рынок мне все-таки неудобно, с ромбом в петлице.
Николай Васильевич был непривычно суетлив. Не умолкая, почти обнимая на ходу, провел Сергея в комнату, усадил за стол, побежал (именно побежал) на кухню, принес хлеб, масло, «наркомовскую» копченую колбасу, поставил стопки, тарелки. Спрашивал Сергея о домашних, об училище, даже о Сонечке, получает ли письма, но ответов не дожидался, перебивал новыми вопросами. Наконец, уселись друг против друга. Николай Васильевич налил.