Настасья только взглянула и сразу закивала:
— Ага... Золото...
— Много людей погибло через него, — не сводя глаз с крупинок, проговорил Назарка.
— Ну, оно тем плохо, кто жадный, а нам только для хозяйства. Мыть-то умеешь? Инструмент есть?
— Никогда в жизни и не трогал проклятого.
Настасья рассмеялась:
— Ну вот, а испугался. И я не умею... А так-то разве возьмешь?
Вскоре с Найденовского прииска приехали трое. Все они были загорелые, с опухшими от вина лицами.
— Вот ты где, раскрасавица! — увидев Настасью, удивленно закричал рябой, коренастый старатель.
— Ну и дьяволы, никуда от вас не уйдешь, — засмеялась она.
— Смотри, Савка, землячку нашел! — крикнул он высокому тощему парню, стоявшему у лодки.
Тот коротко свистнул и, вытянув шею, кривляясь, подбежал:
— Наше вам с кисточкой!
Назарка хмуро смотрел на пришельцев. «Черт их занес!» — думал он. Настасья разводила огонь, резала мелкими пластами мясо, суетилась.
— А ты, Матюха, чего рот разинул? — набросился Савка на плешивого мужика. — Тащи подливку, чуешь, мясом несет в нашу сторону? А ты, хозяин, прости нас, грешных, выпьем мы — и вниз по матушке-реке Норе. Только ты нас и видел...
— Я ничего... Не каждый день человека нового увидишь, а тут троих зараз.
Зашипело на сковороде мясо, появились на столе водка, колбаса. Пили, рассказывали: строгости пошли на прииске, другие места искать поехали. Назарка присматривался, водки не пил.
— Настьку боишься пропить? — смеялся рябой. — Не бойсь, из тайги баб не возят.
Старатели, подвыпив, спорили, куда ехать. Настасья постлала на полу шкуры для ночлега.
Всю ночь Назарка не спал, думал.
— Они только пьяницы, а так — ребята смирные, — шептала ему Настасья. — Намоют — поделятся...
Утром, собрав старателей на зиме, Назарка рассказал о ручье.
— Харч мой и две доли из пяти мне. Но уговор — по-честному, по-таежному. Почую обман — ни капли муки не дам. А кто полезет — я и на медведя не раз ходил...
Тетрадь четырнадцатая
К полудню он привел их на ручей.
— Пытай, — сказал рябому и склонился, в нетерпении следя за его движениями.
Рябой зачерпнул в лоток немного песку и стал его промывать:
— Есть трошки.
Через два дня на берегу появился новый зим.
Как-то, придя домой, Назарка сказал Настасье:
— Знаешь, может, так сделать... Заместо кухарки к ним... А сама приглядывай, чтоб не хоронили золото-тка, да и промеж собой ладили.
Настасья охотно согласилась.
В течение нескольких дней Назарка таскал к ручью муку, соль, мясо. Изредка спрашивал рябого:
— Как?
— Нельзя хвастать, уйдет...
Назарка строго уважал приметы, но все же ночью осторожно спрашивал у Настасьи:
— Ну как?
— Моют, а разве увидишь? — неохотно отвечала Настасья.
— Ну они вроде ребята ничего.
И вдруг все перевернулось. Назарка возвращался с охоты. Обычно с пригорка был заметен дымок. Теперь его не было. Назарка неторопливо шел, таща на спине громадного глухаря.
У ручья было тихо. Лесная сорока воровато поглядела на него и взлетела на крышу нового зима.
Назарка пробежал к дому, прислушался. Тихо. Только звенит ручей, прыгая с камня на камень.
Рванул дверь — и отпрянул. Савка и Матюха мертвые лежали на полу. Рябого и Настасьи не было».
— А ты чего все пишешь-то? — спросил меня Назар Илларионович.
— Интересно. Забыть боюсь.
— А-а... Вот и все про Настасью.
— А как же вы ушли с Темги, Назар Илларионович?
— Это совсем уже другое. Тут случилось так.
«Прошло много лет. Назарка постарел, согнулся и злобу перенес на кроткую Пальму. Он прозвал ее Дамкой в память о сбежавшей Настасье, желчно ругался, когда Пальма вырывала лучшие куски у Валета:
— Только обманом и живешь, нечистая кровь!
Не стало для Назарки в тайге прежней прелести и спокойствия. Стал избегать людей, и только с менялой встречался раз в году, зимой, да и то много не разговаривал с ним, — не торгуясь отдавал шкуры и, получив порох, муку, соль и свинец, молча поил менялу чаем, кормил сохатиной и наутро выпроваживал из дому.
Как-то шел Назарка по тенистому распадку. Валет и Дамка отбегали в стороны, рыскали в кустах и возвращались к хозяину. Выйдя на склон сопки, Назарка сел на валежину и закурил трубку. Он ни о чем не думал. Где-то далеко тявкала Дамка.
«Белку нашла», — убирая трубку в карман, подумал Назарка и спустился в распадок.