Выбрать главу

— А если упадешь — выплывешь? — спрашивает его Баженов.

— Моя плавать нет, — простодушно улыбается рулевой.

— Вот дивно, на воде живешь, а плавать не умеешь.

— На воде моя живи нет, моя дом на берегу...

Как правило, эвенки плавать не умеют, потому и река злая — много тонет в ней. и оморочка или бат злые, если не уберегли хозяина. И никто уже не возьмет себе эту злую оморочку или бат. Боятся.

Сегодня пришло письменное распоряжение от Костомарова. Привез его Васька Киселев, парень с лицом скопца.

«Категорически требую: экономьте продукты. Сократите число рабочих, оставив себе десять человек. С продовольствием плохо. Скальный вариант принят

К. Костомаров».

— Значит, зазимуем, и прочно, — сказал Мозгалевский, — ну что ж, а вот что скальный вариант принят, это неожиданность. Чудненько! Та-ак... Но надо сокращать. — Он посмотрел на меня. — Кто необходим для производства изысканий? Трассировщик, геодезист, нивелировщик и пикетажист. Это из путейцев. У нас некого сокращать. А у геологов? Кто нам нужен из геологов? Инженер по стройматериалам и коллектор, да еще буровой мастер. Значит, из геологов надо оставить Лыкова, Ирину Покровскую и Зырянова, Калинину сократить. Да, сократить. Теперь — рабочие... — Мозгалевский долго еще говорил сам с собой, потом взял лист бумаги, надвинул на кончик носа очки и стал писать.

То, что я остаюсь, меня обрадовало, и я ни о чем больше не думал, как только о том, что буду работать, а если буду работать, то стану настоящим изыскателем.

— Ну вот, и с рабочими как будто разобрался. Лыкову только одного, Зырянову четырех... Калинину Таисью вниз. Да, вниз... А нам придется сесть на строгий паек. Надо подтянуть ремни...

— Олег Александрович, а что, много углов будет по левому берегу? — спросил я.

— Много.

— Но они маленькие?

— Какой вы чудак. — Он приподнял очки и посмотрел на меня. — Не все ли вам равно, большие углы или маленькие?.. Ах да, вы о кривых беспокоитесь? О разбивке кривых?

— Да.

— Болезнь пикетажиста... Углы будут в основном небольшие.

Вместе с распоряжением Киселев привез нам несколько пачек папирос. Редкие они гости, эти папиросы. После махорки папиросы кажутся ароматными, хотя относятся к разряду самых дешевых.

— Да, ну что же, — говорит с собой Мозгалевский, — вот я и составил письмецо Зырянову, завтра поутру отправим его.

Ночью, часу в двенадцатом, послышались голоса с Элгуни. Они сливались с воем ветра, с рокотом реки. Я выбежал из палатки, закричал. Но никто не отозвался.

— О-го-го-го-го! — как леший, загоготал Соснин.

Нет. Никого нет. Только вернулись в палатку, снова раздался крик — женский, и немного погодя — мужской. Небо было черным. На крышу палатки падали сломанные ветром ветви и, шурша, скользили по ней.

— Что за черт? — в нетерпении сказал Коля Николаевич. — Может, тонут?

Развели на берегу костер. Стали кричать непрерывно. Но в ответ ни звука. И вдруг близко послышались голоса. Страшно было представить этих отчаянных людей в ночной час на реке. Откуда? Куда добираются? Костер пылал, и прибрежная вода казалась от него красной... Опять послышались голоса. Но сколько я ни вглядываюсь, ничего не вижу. Тьма. Густая тьма, поглотившая сопки, леса и Элгунь. И совсем уже рядом раздался смех. Странно звучал он в ночи, этот веселый смех.

— Да это же Ирина! — вдруг крикнул я. — Ирина!

— Эгей! — донеслось в ответ.

Это была она! Только одна Ирина могла смеяться в эту мрачную непогодь. Смеяться? Ну да! Она смеялась! Значит, все, что было связано с Лыковым, отошло, отболело? Схватив горящую головню, я побежал к воде. Высоко поднял ее, и то замирающее, то ярко вспыхивающее пламя осветило Ирину. Она стояла с шестом на носу бата, словно врезанная в черную немоту воды. Кровавые отблески плясали вокруг ее головы. На корме был Цибуля.

— Ирина, здравствуй, Ирина! — откуда-то из темноты выскочил Коля Николаевич.

— О-сё-сё! — отозвалась она.

— О-но-но!

— Здравствуй, Соснин, — выбегая на берег, смеется Ирина.

— «За гробом толпою шли, платки белее снега держа у красных носов...»

— Что это? — спрашивает Ирина.

— Стихи. Гейне. В свободное от работы время заучиваю.

— Смотри ты, какой молодец. Ты скоро, наверно, начнешь петь?

— Когда я вижу тебя, то всегда готов это сделать. Го-го-го-го-го!

— Так пой... Ха-ха-ха-ха-ха...

— Здравствуй, Ирина.