После ужина мы поехали на квартиру Мессона, но остановились в квартале от нее, он остался в машине, а я пошел к нему на квартиру, чтобы взять его паспорт. Потом Эктор отвез нас в маленький отель «Тримона» на Авенида Ла Плата, а сам отправился домой. Было уже далеко за полночь. Комната Мессона была рядом с моей, я пожелал ему спокойной ночи и пошел в свою. Уже в постели, я решил, что завтра расскажу ему все о Берте и ее сокровищах, которыми я завладел, подумал о нем, - близость его успокаивала меня, и вспомнил с каким испуганным видом он выглянул из-за угла. Меня поразило, как мало времени нам потребовалось и как легко фрау Гретлин устроила побег – для меня это было новое, непривычное дело. Эта женщина. Мне нравилась ее внешность и манера держаться: у нее было правильное, но невыразительное лицо, кожа сухая и тонкая была покрыта мелкими морщинами, взгляд тусклый и безжизненный, в ее серых серьезных глазах сквозила какая-то задумчивая углубленность в себя: нельзя забыть как ровно звучал ее голос, ее полную достоинства прямоту, которая, казалось, граничила с дерзостью, и с какой сдержанной учтивостью она держала позу, а фрау Гретлин считала для себя унизительным оправдываться перед тем, кого она презирала. Глядя на стену, а мой уставший взгляд упирался в нее, я вспомнил в каком порядке стоит мебель в комнате Мессона и сразу понял, что наши кровати разделяет только стена. Я тихо постучал – простой стук, потом двойной и снова простой. Он ответил мне в том же порядке. Его настоящее имя Иоганн Фредерик Розенцвейг. Он не знал, что его свобода стоила мне золотой подвески с изумрудами, которую я продал на черном рынке за три тысячи долларов, хотя ее цена была в пять раз выше. Фредерик не успеет узнать, чем он обязан мне, но не потому, что я, сделав все, что было в моих силах, при этом старался остаться в тени, а потому, что мы направлялись в Чили, где смерть уже ждала его. Но потом об этом. Берта. Узнав ее ближе, я убедился, что первое впечатление не обмануло меня. Это была умная женщина, блестящая и неподражаемая. Она была добра и внимательна ко мне. А меж тем лунный свет падал на противоположную стену и освещал картину, на которой был изображен городской мост в тумане и едва различимая фигура на середине. Некоторое время я рассматривал женские очертания фигуры, не знаю почему, но она занимала мои мысли. И вдруг вспомнил прекрасное в своей печальной утонченности, стихотворение Томаса Гуда «Мост вздохов».
Теперь безучастная, Спит не дыша,
Отягощенная жизнью душа.
С мертвой голубкою, Будьте нежней.
Поднимите несчастную С мокрых камней.
- темно и очень тихо. Я отдыхал после изнурительного напряжения и всех треволнений этого, уже минувшего дня. Ночь погружала меня в пустоту: мне она кажется мертвой, ведь в ней нет ни мысли, ни чувства, я как бы ухожу из жизни, которую люблю всей душой, в эту пустоту и каждую ночь она заполняется мною. Вполне возможно, что ночью открывается портал в потусторонний мир, его природа лишает живую душу самосознания и она, далеко превосходя там саму себя, неприкаянной бродит среди мертвых теней, не чувствуя и себя живой. Моя душа что-то там ищет, чтобы принять за должное, - не могу даже представить на какие опрометчивые поступки она способна там, а мертвые – поклоняясь ей, бродят в мрачном и подавленном состоянии, ведь ничто не побуждает их к действию. Я, конечно же, прекрасно обхожусь без их общества, вот только они, не хотят обходиться без моего. Но меня это не пугает. И кто скажет, почему!