Я вздохнул всей накладной грудью, закрывая рукой лицо и воскликнул женским голосом:
-Дай же мне сказать!
Эсми зажала мне рот ладонью, и сказала властным тоном:
-Молчи, я все скажу за тебя.
-Пусть говорит – воскликнул повар и пристально посмотрел мне в лицо.
-Она не в себе, муж сказал, что раз она совсем не думает о нем, он будет рад убить ее. И вот мы в слезах прибежали сюда.
-Убить! Да разве он посмеет, черт его возьми?
-И даже очень. Стоит ему только оказаться здесь…
-Вот еще! Я его сам… - побагровел от негодования повар. –Кто такой он против меня! А где он сейчас?
-В вестибюле.
-В таком случае пусть там и остается. Сюда, синьоры.
Оказавшись снаружи в узком переулке, мы прошли до угла, Эсми несколько ободрилась и осмелела, когда мы вышла на улицу и остановила такси.
-Спасибо за все. Доставьте чемодан в миссию, пусть Аннинг хранит его для меня или Мессона, - сказал я, садясь в машину.
-Я все поняла, Дейзи.
-Простите, что тороплю, но я буду вам признателен, если вы доставили чемодан по назначению как можно скорее. Американская миссия, Аннинг.
-Обещаю, он его получит сегодня. Скоро тебя ждать?
-Я этого не знаю, Эсми, - ответил я, уже придя в себя от пережитого потрясения.
Позднее я узнал, что Блекет встретился с людьми Бормана. Их встреча могла состояться только после моего бегства из отеля: алчный Блекет, конечно, преследовал свою цель, но с того момента, когда на меня открыли охоту люди Бормана, он уже не мог действовать самостоятельно. То, как он говорил с ними, восторг перед рейхсляйтером, его готовность показать себя достойным высочайшего доверия, которое он будет счастлив оплатить всей своей кровью, убедило их, что он преданный друг Бормана. Но Блекет вел свою игру. И его нисколько не огорчало, что их личная встреча откладывается. Он понимал, что эта встреча будет для него несчастьем даже худшим, чем вынужденная иммиграция. И, думая лишь о том, чтобы помешать им найти меня, уверял, радуясь тому, что отныне он может действовать от его имени, что сделает все от него зависящее, чтобы сокровища вернулись к их владельцу. О судьбе драгоценностей расскажут дальнейшие события, но уже в середине этой истории, где я даю подробное описание текущих событий, малоутешительных для него, становится ясно, что последующие тем более вряд ли будут способствовать его страстному желанию обладать ими.
- тот же день мы купили два места в автобусе, который следовал до Рио-Куарто. Оттуда мы благополучно прибыли, правда, уже поздно вечером в Сан-Луис, где и переночевали в какой-то грязной комнате с низким потолком при трактире «Подкова». Утром, мы позавтракали в том же трактире и направились на автобусный вокзал, отнюдь не собираясь пускаться в приключение. пути я смотрел на Фредерика, который говорил о том, что он давно мечтает покинуть Аргентину и видел, что он был сам не свой от радости. Он рассчитывал, что мы уедем в Чили вместе и так изливался в своих чувствах, что я не решился открыться из-за боязни огорчить моего друга. Мое молчание еще более укрепило его в этом заблуждении. Однако автобус в Мендосу отправлялся только в два часа сорок пять минут. Нам ничего не оставалось, как полдня слоняться по пыльным улицам Сан-Луиса, не опасаясь, что нас здесь найдут. По целому ряду соображений, мы, когда гуляли по городу и осматривали местные достопримечательности, держались так будто я был для него случайным знакомым. Мы пили текилу разбавленную колой в кафе на маленькой площади, и смотрели на людей садившихся в автобус, который отправлялся опять в Куарто, когда Фредерик, все еще держа монету в одно песо проговорил: «от дьявол»!
-Что такое? – спросил я, решив, что он пьяный, так как уже после трех глотков, Фредерик сказал, что коктейль ударил ему в голову.
-Боюсь, Уильм, что мы себя выдали.
-Как? – полюбопытствовал я, не предполагая никакой причины для беспокойства.
-Мы расплатились долларами.
-Ваша правда! – я мигом все понял и пришел в волнение.
Пару часов назад, я не мог расплатиться за ночлег и еду, хозяин отказывался брать сто долларов. Я позвал Фредерика, он неплохо знал испанский и в немногих словах объяснил ему, что у нас нет песо, а хозяин говорил: «Большие деньги. Ничего не покупаю и не продаю». Я начал понимать, что он не может дать сдачи. Пришлось нам идти в банк и менять доллары на песо. Хуже всего то, что мы привлекли к себе внимание, теперь все в трактире были осведомлены в том, что в город приехали иностранцы: пожилой, очень похож на француза и молодой, скорее всего американец и задавались вопросом: как они здесь очутились?