-У меня нет невесты.
- Возможно, ваша молодость послужила причиной того, что вы к семейным людям не принадлежите. Вы настоящий американец в лучшем смысле этого слова, приятное лицо ваше и голос выдают большую склонность к светлому восприятию жизни.
-Вы так хорошо знаете американцев?
- Я создал свое представление из каких-то общих наблюдений. Я не вижу в человеческой натуре ничего достойного восхищения: французская обходительность фальшива, мир не знает более пошлых и развратных людей, чем французы, они, как никто любят разглагольствовать о пустяках: англичане держатся холодно и надменно, все поголовно моралисты, эти фарисеи смотрят на вещи с безразличием и с вымученной серьезностью: русские испытывают беспощадное презрение ко всем и всему – вот их философия. Они ленивы и слабоумны. Люди, сколько-нибудь себя уважающие, их не выносят. Аргентинцы держатся просто, но в них нет ничего кроме уныния. Евреи погрязли в мизантропии и сардоническом цинизме, немцы унижены и обескровлены – им пришлось испить горькую чашу. Только в американцах есть привлекательность и естественность, они умеют получать удовольствие от многих вещей, они бодры, щедры и не считают нашу юдоль самым худшим из миров. Я люблю американские фильмы и вашу музыку и редко отказываю себе в удовольствии полистать американский журнал. Но не будем сейчас говорить об этом, вернемся к жемчугу. Может быть, вы хотите продать их?
-Хочу - был мой ответ.
По тому, с какой готовностью я согласился получить деньги, м-р Альберди понял, что я не очень дорожу жемчугом.
- Очень хорошо. Признаться, я боялся, что до этого дело не дойдет. Если цену вы предоставите на мое усмотрение, я дам по десять долларов за каждую. По правде сказать, они стоят дороже, но я не знаю, кто сделает более выгодное предложение.
- Меня вполне устраивает эта сумма.
В отель я возвращался радостным, ведь к тем скромным средствам, которыми я располагал, добавились дополнительно двадцать долларов. Обычно я питаюсь более чем умеренно, - строгая экономия была моим правилом, но в тот вечер я был так доволен, что продал жемчужины, что решил немного покутить и отправился в ресторан « Эскалада».
На другой день я взял такси и поехал на озеро Лаго Сольдати, в то отдаленное место, где находилась заброшенная вилла, в которой обитала причудливая женщина - исходя только из корыстного расчета. Конечно, я был рад случаю снова получить жемчужину и получил. Зачем она бросала мне жемчужины, чтобы поощрить или ради эффекта? Хотя я ни разу не дал понять, что ищу выгоды, мое регулярное появление на вилле Доррего, предполагало, разумеется, что я с благодарностью готов принимать подарки в таком виде. Уже скоро я ощутил, как мне не хватает возможности говорить с ней, я не мог просить ее принять меня, и стал измышлять какую-нибудь уловку, например, я мог бы оказать ей услугу, благодаря которой, я с ней и сближусь. Я был уверен, что она пойдет на это.
Мистер Альберди, которому я отдал и две последние жемчужины, сообщил, что нашелся на них покупатель, он не утаил от меня, что запросил с него на двадцать долларов больше и как честный человек поделился разницей со мной, и удивительно то, что за три дня я получил пятьдесят долларов. Я спросил у него, кто эта женщина, но он знал о ней только то, что она немецкая аристократка.
Берта! Первое впечатление о ней было связано в ветхим домом и запустением вокруг него. Это было царство меланхолии во всех смыслах этого слова. Разумеется, этим замечанием я не хочу бросить тень на саму Берту даже если отвлечься от того обстоятельства, что она жила, но не радовалась жизни, впрочем, она не одна такая. Ее жизненное пространство было ограничено стенами дома: она не принимала соседей и не навещала их. Она погрузилась в однообразную разлагавшую ее атмосферу унылой неподвижности: почти все время проводила в постели, много читала, иногда бродила по дому, нигде не задерживаясь долго, самым приятным занятием было сидеть у открытого окна. С того места, где она обычно сидела был виден внешний двор, видимое пространство ограничивали столбы ворот – собственно чугунные ворота были проданы несколько лет назад, и часть улицы между ними. Выходила только в сад. Она жила в Аргентине 14 лет и думая об этом, не раз сокрушалась, как быстро прошли эти годы, и как мало успела она сделать. Берта потеряла интерес к миру: постепенно монотонное и безрадостное существование подчинило ее себе, и она спокойно этому покорилась. Последние годы душевное состояние женщины, не знавшей ничего другого, оставалось неизменным: скука, нужда, безысходность. Денег не было, она кое-как перебивалась давая уроки немецкого, когда ей удавалось найти трех учеников она радовалась, зная, что любые проблемы решают деньги. Хотя три ученика приносили ей скромный доход, а этих денег едва хватало на питание, она все же пыталась копить. Единственным человеком, которого она принимала была Уита, жена Освальда Мюнке. Однажды Уита привела к ней Вальтера Гродека и попросила дать ему кров и приют. Встреча с ним была для Берты подарком судьбы. Несмотря на то, что Вальтер был моложе ее на тридцать лет, они быстро привязались друг к другу. Вот что она сама говорит о нем: