Эктор пожал плечами и ответил:
-Ну, не знаю.
-Господи, я такая счастливая от сознания, что нашла друзей. Когда я была молода и знала за собой это великое преимущество, я часто бывала в веселом настроении. У меня была привычка приглашать на обед людей, которых видела в опере из своей ложи: в антракте, они, обращаясь ко мне, говорили ваше сиятельство. Род Абенсберг имеет свой геральдический герб, вот как! Как бы я хотела увидеть свой дом. И всю нашу семью. Это был век утонченности, что и говорить! Но царствованию ее наступил конец. И это истинная правда. Раньше говорили: « Не окажите ли вы мне услугу?», а сейчас, когда у каждого есть право на вольность, говорят так: «Послушайте, вы можете…». Люди незначительные и пустые из числа плебеев, имеют влияние и вес в обществе, собаки они этакие: негодяи, которые заслуживают всяческого презрения, к общему негодованию, сидят в правительстве, и раздают друг другу награды, а те кто принадлежит к знати, бедны и отвержены, они ищут выгодные связи и униженно добиваются привилегий - вот чего все хотят: справедливости нет, и вообще не было, кто же этого не знает? Что происходит с миром? Он летит в пропасть – бог с ним, с этим пошлым миром, пусть летит!
После того, как я купил ей платье и шляпку, ей понадобились перчатки, туфли и сумочка. Все покупки я собственноручно доставил в отель «Эксельсиор».
-Я приду за вами в девять часов, после завтрака, - сказал я прощаясь с Бертой.
Оказавшись в роскошных апартаментах старая аристократка невольно погрузилась в тоску. Какой убогой и бедной показалась ей маленькая комната в приюте.
-Вилли! – обратилась она ко мне уже в дверях. – Не могли бы вы, когда будите проходить мимо, сказать портье, э-э, вы заметили какие у него прекрасные манеры?
-Наверное, потому, что он француз.
-О, конечно! Настоящий европейский лоск!
-Что сказать портье?
-Разумеется, Вилли, но…
-Но что же?
-Я сама пойду к нему.
-Я вижу, вы пытаетесь что-то сказать, хотя никак не пойму, какое у вас к нему дело?
-Хорошо, сами скажите…
-Что? – уже не без любопытства спросил я.
- Забудьте, – отмахнулась Берта. – Кто я такая, чтобы …. Я буду есть то, что мне подадут.
-Это же «Эксельсиор». Вы можете заказать себе что хотите.
- Да, да, Вилли! Тогда скажите ему так, чтобы слышал только он: пусть принесут на завтрак яичницу с грудинкой. Для меня. Знаете, там в приюте пища была простой и скудной, на завтрак всегда дают овсяную кашу, отвратительный кофе и пирог с персиковой начинкой. В субботу еще добавляется сыр. – Берта устремила на меня взгляд, задержала и отвела со вздохом - Я целый год мечтала o яичнице с грудинкой, но не смела просить.
-Не смели просить? Вы герцогиня, вы из тех, кто выделяется своим достоинством и должны были занимать особое положение в приюте.
-Ничего подобного! Чем беднее человек, чем сильней его разочарование, тем с большим основанием он чувствует себя отверженным, а у отверженных нет достоинства. Там все равны. А до меня никому дела не было. Мое благородное имя оказалось в небрежении. В приюте еду готовит толстая монашка по имени Теофина, полька по происхождению, у меня была причина не любить ее, она скупа, неряшлива, много говорит о пустяках, с пренебрежением относится ко всем. Случалось, злоупотребляла доходной должностью – продавала еду, и это продолжает делать и дальше: я видела своими глазами, как она обменяла кусок колбасы на кулон в виде дубового листа, заполненного эмалью, но самое странное то, что она славится своим целомудрием. По всем помещениям она разместила в благоговейном виде Богоматерь с младенцем на руках. Она со мной враждовала из-за каких-то нелепых разногласий. Знаете, есть люди, которые несут в мир зло, не желая этого.
-Сколько ей лет?
-А! Примерно на двадцать лет она моложе матери Исаака.
-Какого Исаака?
-Это из Библии. Мать Исаака Сарра родила его в возрасте девяноста одного года. Скажите, Вилли, не поздно будет пойти в ресторан?
-Опять?
-Да, я умираю от голода.
Мы спустились в уютный ресторан отеля. Берта заказала себе рыбу, я – овощной суп, на десерт она взяла себе баварский крем, а я шоколадное пирожное.
-Мне здесь нравится. Я уже привыкла к мысли, что закончу свою жизнь в приюте и не питала никакой надежды. И вот я здесь, с вами. Я даже думать не могла об этом.