Когда мы были у Альберди он спросил:
-Вы знаете, что в Париже приятно живут княгиня Ушинская и Блекет?
Мы переглянулись с Бертой и она сказала:
-Мы можем отравить существование им обоим.
-Вы хотите отомстить им? – спросил я.
-Наказать - был ответ. – Я ненавижу Блекета и всех ему подобных, кто за громкими словами прячет свою запятнанную честь.
-Блекет виновен в смерти Фредерика.
-А Ушинская пыталась убить вас. Ну, так накажем их – будет нам что вспомнить потом.
Кое-что о Блекете. Во время обличительной речи Поллака он вел себя надменно и грубо. Несмотря на то, что многие были настроены против него сделал всего-навсего единственную, но бесполезную попытку сохранить свою власть, но она провалилась. Его противники превосходили числом его сторонников, которые не смогли добиться поддержки первого фаворита Бормана и пустили в ход угрозы. Маленькое восстание было подавлено и Блекет, кипя яростью, покинул большое собрание убежденный в том, что с ним обошлись несправедливо и возмущенный позицией полномочного представителя, перед которым он расстилался, изливая потоки лести и красноречия, но тот, упрямо стоял за его врагов. Самодовольный шарлатан был низвергнут. Меньше, чем через год власти закрыли клуб «Сова», а затем, лишившись финансирования, аргентинское отделение «Одессы» было распущено. Меня, понятное дело, интересовала судьба фрау Гретлин и я сказал с тяжелым вздохом:
-Значит, все кончено для бедной нашей фрау Гретлин. Вы уже забыли ее, наверно?
Альберди, посмотрел на меня с удивлением.
-Напротив, - говорит, - я даже хочу на ней жениться.
-Что? – вырвалось у меня. – Вы, конечно, шутите!
-Между мной и Гретлин все, можно сказать, решено, так что вам остается только принести ей свои поздравления.
-Но где она?
-Как это вы не знаете, что Гретлин живет со мной – и живет давно, я ведь писал вам.
-Нет, этого вы мне не писали.
-Да нет же! Впрочем, видимо, не успел. Только я не держал это в тайне. Я собирался вам сообщить, но видимо слишком был занят волокитством.
-Подождите, она здесь?
-На кухне. Я хотел было нанять повара и слугу, но она не желает даже о них думать и все домашние дела взяла на себя. Я так сошелся с ней, что прямо водой не разольешь, - вместе мы гуляем, слушаем радиопередачи, ходим в кино: здесь поблизости есть хорошая уютная пивная, куда мы зачастили и где нам всегда рады, бывает, пропадаем там по два – три дня на недели. Я зову ее просто и коротко Грети. Когда в газетах появилось сообщение, что «Одессу» распустили, все разбежались кто куда. Я полагал долгом совести позаботиться о Гретлин и пошел в тот особняк, где держали Мессона, почти не надеясь найти ее там, - она, доведенная до крайности, уже ни днем, ни ночью не знала покоя, занятая вопросом куда идти. Я предложил ей пожить у меня, чтобы прийти в себя, восстановить утраченное спокойствие духа и все такое. Тогда я говорил все это просто так, чтобы успокоить ее, но небу угодно было, чтобы мы привязались друг к другу. Я пойду скажу, что вы пришли к нам обедать.
После второй встречи, которая имела место на рынке, я готов был сделать что угодно, лишь бы заслужить расположение Гретлин. И вот, год спустя, я взволнован тем, что увижу ее снова. Она была несколько ошеломлена моим появлением. Я говорю несколько, потому как она всегда держит свои чувства в себе. Спокойная жизнь в красивой, богато обставленной квартире не изменила ее к лучшему: она мне показалась все той же - степенной, педантичной, безучастной. Мне думается, что за всю жизнь Гретлин не дала никому повода усомниться в безупречности своего поведения. Когда Эктор вошел на кухню, я стоял за дверью, с единственной целью ее приятно удивить.
-Грети, у нас гости, я их пригласил. А что на обед – курица, милый друг?
Тут на кухню я и вошел. От неожиданности она замерла на месте и все никак не могла поверить, что видит меня, потом пришла в волнение: произнесла какие-то слова по-немецки, которых я не разобрал, сложила перед собой руки, перевела взгляд на Эктора, взглянула на меня, опустила одну руку в карман, а другую поднесла ко лбу и только тогда в ее глазах вспыхнула радость. Я, видя ее растерянность, со всей душой устремился к ней, чтобы обнять. Конечно, откуда ей было знать, каким был мой порыв, так что мы пожали друг другу руки. После этого мы удалились в гостиную, а Берта и Гретлин стали накрывать на стол. Обед был отменный. Никогда не видел я Гретлин в таком прекрасном настроении.
-Друзья мои, я хочу взять на себя роль распорядителя вашей свадьбы и приглашаю вас с нами в Париж, где мы все и устроим, - сказал я.
Есть сочувствие, которое не приемлет гордое сердце, - и зная Гретлин, я понимал, что она отклонит любую помощь с моей стороны, поэтому я сразу нашел самый подходящий способ оказать прежде всего ей финансовую поддержку в виде моего участия в организации их свадьбы. Эктор и Гретлин переглянулись и довольные оба посмотрели на меня.