Сущности знали. Не в первый раз призывал их Вильнуар. Будь их воля, они разорвали бы его на части. Но защитный круг. И этот треклятый жезл… Он был грозным оружием в руках опытного некроманта. Он мог их уничтожить одну за другой. А жить хотели даже потусторонние сущности.
Они снова закружили вокруг алтаря. И вот уже кости на каменной плите зашевелились, приподнялись, и разрозненный костяк собрался в объемный скелет. Лишь два ребра, «одолженных» у Кадавра, долго не могли пристроиться, но потом и они встали на положенные места.
И это было только начало.
Потусторонние сущности подлетели к кристаллу жизни, коснулись его своими щупальцами, и он тут же засиял. Другие щупальца потянулись к скелету, забегали по костям, ощупывая их и оглаживая. И вот на глазах Вильнуара кости стали обрастать плотью. Вначале медленно, но потом все быстрее и быстрее. Зрелище это было не для слабонервных, но некромант смотрел, не отрывая глаз, и гордился тем, что ему были подвластны силы, о которых простые смертные могли только мечтать. По сути некромантов во всем мире было немного, их можно было пересчитать по пальцам. Но себя он считал самым лучшим. И, наверное, не ошибался.
Скелет обрастал мясом. Костей уже не видно, но то, что лежало на алтаре, еще трудно было назвать человеческим телом. Это было жуткое месиво, вид которого заставил бы вывернуться наизнанку желудки большинства знакомых Вильнуару смертных. А он смотрел и, что уж таить, испытывал нескрываемое наслаждение. Не видом отбивной из человеческого мяса, нет, а в предвкушении того, во что оно вскоре превратится.
В последнюю очередь тело покрылось кожей и появились волосы. Сущности потустороннего мира потрудились на славу, в точности воспроизведя облик человека, умершего много лет назад. Это был мужчина лет тридцати, высокий, стройный, мускулистый. У него были светлые длинные слегка вьющиеся волосы, прямой с легкой горбинкой нос, резко очерченные скулы, тонкие губы и волевой подбородок. Его широкая грудь не вздымалась, потому что он был мертв. Пока. Потому что ритуал еще не подошел к концу.
- Заканчивайте!- приказал Вильнуар сущностям.
Что бы они ни сделали, но кристалл жизни раскалился так ярко, что смотреть на него было невозможно. Вспыхнул и исчез. Но яркое сияние осталось, оно заполнило бесплотные тела сущностей, перетекло в щупальца, касавшиеся лежавшего на каменной плите тела, и впиталось в него без остатка.
Выполнив свою работу, сущности снова заметались во внутреннем контуре, всем своим видом требуя вернуть их туда, откуда их вырвали, не спросив согласия.
Вильнуар убрал жезл, раскинул руки и закрыл глаза. Он снова плел канитель заклинаний, но уже обратного порядка. Одна за другой сущности исчезали, отправляясь в мир, куда не было хода смертному… покуда он жив. С исчезновением последней остыла пентаграмма, погасли магические символы, а за ними – и свечи.
В комнате снова стало сумрачно и уныло.
Некромант переступил через защитный круг и приблизился к алтарю. Осмотрел творение. При жизни его, наверняка, «украшали» уродливые шрамы и грубая щетина, а пахло оно потом, а может, и чем похуже. Но сейчас тело было без единого изъяна… Разве что эти едва заметные серебристые узоры, покрывавшие кожу от пяток до макушки. Но они совершенно не портили внешний вид этого создания, наоборот – придавали оригинальности и загадочности.
Теперь лишь в воле Вильнуара было поставить последнюю точку – подарить ему жизнь... или оставить, как есть, и уже через пару дней тлен превратит это идеальное тело в распухший разлагающийся труп. И уж тогда никакие узоры не смогут вернуть ему привлекательности. Но ведь не для этого некромант потратил столько сил на поиски основы и забрал жизнь у одного человека, временно «поселив» ее в редкий и оттого очень дорогой кристалл, чтобы подарить ее другому, верно?
Вильнуар протянул жезл к телу, прочитал заклинание воскрешения и легонько стукнул человека в солнечное сплетение.
Тот судорожно вдохнул воздух и открыл глаза.
«Небесно-голубые»,- отметил некромант.
Ритуал удался. А ведь могло быть и иначе. Вильнуар уже не в первый раз воскрешал человека, но удачными можно было назвать лишь три эксперимента из великого множества. Остальные либо не вернули воскрешаемых в мир живых, либо превратили их в чудовищ, от которых пришлось спешно избавляться. Но радоваться было рано. Из тех троих только один возродился в своем рассудке. Двум другим достался разум растения, способного лишь есть и испражняться. Что вышло на этот раз – кто знает? Взгляд мутный, рассеянный. Но другим он и не мог быть.