Меня списали на берег из-за глупости - пара матросов что-то не поделили, а я проходил мимо по палубе с посудой из офицерской столовой. За что и поплатился. По счастливой случайности наш корабль стоял в нескольких милях от порта, в который с почтой и отправили меня с переломами всего, что только можно было сломать. Страшное время.
А потом я снова стал работать в порту с отцом. Теперь уже наравне, часто оставаясь с ним на вторую смену или отправляя его домой. Но, как говорится, беда не приходит одна…
Я не знаю, кому приглянулся район, в котором мы жили. Сперва поползли слухи, что его собираются сносить, потом на улицах появились объявления, что компания "Сандерс и Ко" предлагает продать всем желающим свои дома. Власти решили отстроить новый район для богатых на нашей земле и в порт каждый день стали приезжать несколько машин - улыбающийся представитель "Сандерс и Ко" и вооруженная охрана. Всех чернокожих собирали в пустом пакгаузе и день за днём требовали подписать документы о продаже. Этих ребят не волновало, где и как мы будем жить. На их стороне была власть и несколько автоматов. Кто-то соглашался, кто-то нет, но все прекрасно понимали, что в воздухе отчетливо пахнет жареным.
А когда ночью вспыхнуло два дома, а на следующее утро количество охранников увеличилось вдвое, несколько человек сразу же подписали договора под робкие выкрики недовольных. Помню, как отец тогда тихо произнес:
- Были бы мы белыми, сын, никто не посмел бы так с нами поступать.
Три недели каждую ночь горело по несколько домов. Не было ни одной улицы, где бы не пахло гарью и не было ни одного пепелища. Утром, по пути на работу, люди проходили мимо этих мест, служивших одной цели - сломить их волю, - отводили глаза, и, когда в пакгауз заходил улыбающийся человек с папкой, вставали в очередь, чтобы подписать бумаги.
Нас сгоняли с насиженных мест, в точности повторяя историю с индейцами. И, как говорили некоторые, наши проблемы шерифа не волновали. Они не волновали никого, кроме нас. Страх настолько плотно поселился в каждом, что даже внутри своих домов мы разговаривали шепотом, постоянно выглядывая в крохотные щелки между плотно закрытых штор. Никто не хотел подписывать документы, но с каждым новым днем все больше семей медленно, словно прощаясь навсегда, уходили в сторону вокзала. И чем сильнее Сандерс захватывал территорию, тем жестче становились методы для тех, кто оставался.
Дома поджигали чаще, несколько человек жестоко избили по пути с работы, но всегда были те, кто стоял до последнего. Как и мой отец. Мы стали работать по очереди, чтобы кто-нибудь всегда дежурил дома. Мама в слезах уходила с утра к семье Уолли, а вечером тихо молилась, чтобы бог дал нам прожить еще один день.
Все, чего мы так боялись, кружилось вокруг нашего дома, сжимаясь плотным кольцом, и оно окончательно сжалось, когда я ушел на работу. В обед ко мне подбежал один из докеров и сказал, что меня разыскивает полиция, а через несколько минут их машина, завывая сиреной, проехала по причалу и остановилась в нескольких метрах.
- Бонни Стоун, подними руки вверх так, чтобы мы их видели! - скомандовал один полицейский, направив на меня свой пистолет.
Он держал меня на прицеле, пока второй не вышел и не защелкнул на моих запястьях наручники.
- Топай, ниггер! Клетка давно тебя ждет! Сделай мне приятное, черномазый. - усмехнулся полицейский и между лопаток я ощутил холодное дуло.
- Что я нарушил, офицер? - спросил я, практически ощущая, как напрягся палец на спусковом крючке.
- Не твое собачье дело! Двигай быстрее!
Меня затолкали в машину, отвезли в полицейский участок и посадили в камеру, в которой кроме меня больше никого не было. Я просидел в ней три дня, а под утро четвертого меня снова заковали в наручники, бросили в машину и привезли домой.
- Давай побыстрее, ниггер! - рявкнул мне в ухо один из полицейских, толкая к крыльцу.
Я понял все, стоило мне только увидеть выбитый замок на входной двери. Она распахнулась и слезы потекли по моему лицу, когда я увидел темные пятна на полу, грязные следы, осколки посуды, валяющиеся по всей комнате и уже знакомую улыбку человека, сидевшего за столом.