— Ты помнишь меня? — спросил эльф.
Все окружающее преобразилось — не в видение, а в музыку — лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы отогнать бездонный ужас.
— Да… да, я помню тебя, — услышал Долгузагар собственный голос, в сравнении с голосом эльфа напоминавший то ли скрежет ржавой цепи, то ли клекот стервятников. — Это ты пел про свет во тьме и надежду в горе?
— Да, я, — отвечал зеленолесец.
Значит, это его голос, вначале такой далекий и слабый, заставил грозовой щит содрогнуться и отступить.
— Но как ты услышал мое пение? — спросил собеседник, и Долгузагару пришлось сделать над собой усилие, чтобы воспринять пленительные гармонии как обычные слова адунайского. — Ведь когда меня позвали к тебе от костра, где я пел, ты ни на что не обращал внимания, не видел и не слышал, только плакал…
— Не знаю. Я просто услышал твой голос и пошел на него, как на свет. Ты опять вылечил меня. Зачем?
— Ты спас мне жизнь, — сказал эльф, — а я даже не успел поблагодарить тебя. Позволь мне помочь.
И снова эта музыка, обнимающая весь мир, нежная и прекрасная, но вместе с тем исполненная неизреченной скорби…
Долгузагар пожал плечами.
— Пожалуйста. Только я — ходячий мертвец. Слуга твоего врага. Зачем ты помогаешь мне?
…а вот вторая мелодия, что стремится вслед за первой: громкая и тщеславная, бесконечно повторяющаяся, лишенная красоты, схожая с трубным ревом.
— Я вижу, что тебе больно, — тихо произнес эльф и прикоснулся к своей груди там, где под зеленой вышитой рубахой билось сердце.
Долгузагар опустил взгляд и увидел, что его собственная исхудавшая рука вцепилась в грязный подкольчужник, словно пытаясь сдержать болезненные удары сердца. Он посмотрел на эльфа и понял: да, тот чувствует, как в черную дыру утекает жизнь морадана.
— Ты ранен, а я никогда не оставлю раненого без помощи, — продолжал эльф. — Скажи, что с тобой? Твое тело выздоравливает, но твоя душа…
Комендант содрогнулся.
— Эта воронка… — хрипло выговорил он. — Мой господин зовет меня.
— Он мертв, — спокойно произнес собеседник. — Саурон мертв.
Долгузагар вздрогнул, но тут же покачал головой.
— Повелитель умеет не умирать, он зовет меня, я чувствую.
— Но как такое может быть? — спросил эльф. — Ты ведь не черный маг, значит, он не вкладывал в тебя ни свою силу, ни свою волю.
— Ты не понимаешь, — сказал комендант. — Он вложил свою волю во всех нас, во всех, кто служил ему. Или это мы вложили в него свою волю, которая пребывает вместе с ним там, за чертой, и влечет туда и верных, и предателей.
— Даже предателей… — медленно проговорил зеленолесец.
— Да, — произнес Долгузагар. — Я приносил присягу защищать Башню до последней капли крови. И нарушил ее, когда бежал оттуда после гибели Повелителя. Испугался, что нас всех убьют.
— Но послушай, ведь это значит, что твоя воля не отдана ему! А если ты не хочешь, никто не может заставить тебя следовать за ним.
Морадан махнул рукой:
— Я предал Повелителя, и неединожды. Справедливо, что он требует меня к расплате, — он оперся локтями о колени и спрятал лицо в ладонях. — Лучше бы я остался в Башне, давно уже был бы мертв…
Эльф вдруг рассмеялся.
— Нет, не справедливо! — воскликнул он.
Долгузагар недоуменно на него уставился, а собеседник снова положил руки ему на плечи.
— Ты знаешь, как погиб Саурон?
Комендант вздрогнул, вспомнив свой сон.
— Он погиб не в Башне, — повторил он слова мага.
— Точно! На Амон Амарт! — кивнул эльф, встряхнув своими пшеничными волосами. — И что это значит?
— Что это значит? — недоуменно повторил Долгузагар.
— Что он первым оставил Барад-дур и бежал, бросив вас на произвол судьбы! А значит, за ним нет права требовать тебя к расплате!
Морадан уставился на своего собеседника.
— Бежал?
— Бежал.
Долгузагар бесконечно презирал военачальников, которые спасали шкуру ценой гибели своих солдат, но ему бы и в голову не пришло мерить Повелителя той же мерой. Однако эльф был прав: пусть даже Сам был Богом, его долг перед морэдайн, долг лорда перед вассалами — его ведь никто не отменял?
— Хорошо, с этим мы разобрались, — продолжал тем временем зеленолесец. — Теперь про Темную Башню. Ты так странно сказал: защищать Башню. Свободные люди защищают свои дома, свою землю, свой народ. Твой народ ведь живет далеко отсюда, правда?