— Только я… А у вас нет чернил случайно?
Андвир молча покачал головой.
— Он даже лютню с собой не взял, — с гордостью произнес Диргон и поднялся: — Пойдемте к роквэну Фалатару, у него есть, может, он поделится.
Роквэн Фалатар, русоволосый мужчина средних лет, по всей видимости, отвечал за канцелярию отряда: когда Диргон привел своего подопечного к его костру, роквэн работал, держа на коленях походную подставку для письма. Взгляд Долгузагара тут же прикипел к маленькой медной чернильнице, вставленной в специальное гнездо в доске.
Выслушав Диргона, который взялся ходатайствовать за пленного, Фалатар жестом указал им обоим присесть рядом.
— Нару ’нКариб Долгузагар…? — вопросительно начал он.
— Нардубар, — буркнул комендант и, услышав, как охнул Диргон, поспешно добавил: — Но лучше просто по имени.
— Вас не затруднит объяснить мне, зачем вам чернила? — спросил роквэн.
Долгузагара это затруднило, и сильно.
— Мне надо… кое-что записать.
— Что именно?
Морадан некоторое время беспомощно молчал.
— Я даю вам слово, что от этого никому не будет вреда, — выдавил он.
— Тем не менее, я хотел бы, чтобы вы прямо отвели на мой вопрос, — спокойно произнес Фалатар. — И кстати, где вы взяли бумагу и перо: у вас их не было и о них вы не просите?
Долгузагара осенило:
— Я должен кое-что записать для эльфа… для Гвайласа из Зеленолесья. Он сам дал мне для этого перо и бумагу! Чернила он тоже дал, только я забыл их взять… Еще он отдал мне Гватро, свою лошадь.
Краем глаза он заметил, что Диргон усердно кивает, подтверждая его слова.
— Эльф — ваш друг? — удивился роквэн.
— Да, — твердо ответил Долгузагар.
Фалатар уже приподнял крышку своей подставки. Достав оттуда металлическую чернильницу с завинчивающейся крышкой, он протянул ее собеседнику.
— Держите. Однако я буду признателен, если вы станете расходовать чернила экономно.
Когда Долгузагар, рассыпавшийся в благодарностях, собирался уходить, прижимая к груди чернильницу, дунадан вдруг произнес:
— Бар Долгузагар, я хотел бы задать вам вопрос уже не по долгу службы, а от себя.
— Да?
— Как вышло, что нардубар и комендант Седьмого уровня Темной Башни оказался… нимрузиром?
Долгузагар посмотрел ему в глаза.
— Это долгая история. Но если в двух словах — я убил его друзей, а он исцелил мою рану.
Сначала Долгузагар каждое стихотворение записывал на отдельном листе. Потом стал использовать оборотную сторону. Затем каждый лист согнул пополам вдоль, чтобы писать в два столбца.
Но кизяк, сложенный у костра, закончился прежде, чем он записал все, что хотел. А света тонкого серебристого месяца, который то и дело нырял за облака, для работы не хватало.
На следующий день морадан был запевалой. Перепев все известные ему моряцкие, костровые, застольные и рабочие, он рискнул перейти к походным и, расхрабрившись, даже спел марш Двух Мечей, который сочинили солдаты его отряда. Выкинув, впрочем, пару не вполне уместных куплетов и половину припева, в которой неумеренно восхвалялись доблесть командира отряда и страх, внушаемый им врагам.
Когда они тронулись в путь после обеда, Долгузагар не смог вспомнить больше ни одной песни на адунайском, которую он мог бы спеть сейчас. Или которую он хотел бы спеть.
— А еще что-нибудь! — попросил его Диргон: глаза у мальчика горели. — Ну пожалуйста!
Комендант подумал — и запел по-харадски. Он сам удивился, осознав, что харадских песен знает не меньше, чем адунайских. Он никогда их не пел, разве что в раннем детстве — да на тризне над своими солдатами, потому что для Высшего петь по-харадски… в общем, Долгузагар ощущал легкое стеснение даже сейчас.
Но скоро, когда он понял, с какой легкостью извлекает из памяти слова хотя бы единожды слышанных баллад, плачей и сказаний, он весь отдался этому потоку.
Дошла очередь и до кадэгов про Нгхауратту, описывающих всю жизнь легендарного царя, от чудесного рождения до горестной кончины. В какой-то момент Фалатар, ехавший впереди, обернулся, и Долгузагар увидел, что светлые брови роквэна всползли на самый лоб. И только вечером, когда отряд уже обустраивал ночной лагерь, морадан сообразил, что в насибе о встрече Нгхауратты с прекрасной ланью весьма подробно описываются как прелести красавицы, в которую обернулась лань, так и занятия, которым они с царем предавались под сикоморой-деревом. Фалатар явно знал старохарадский.