Отчего ты медлишь, Браздогон! — лениво удивляюсь я про себя. Вдруг замечаю, что из груди Браздогона уже довольно давно — несколько бесконечных секунд — торчит длинная стрела с пестрым оперением. Даже насквозь пробила, а я как-то не заметил… Забавно, медленно улыбаюсь я. Оперение славянское, десятый век… Наконечник четырехгранный, с усиками, черниговский или киевский…
Мертвый Браздогон, выронив изящный арбалет, опрокидывается навзничь, головой к земле. Но волшебный сапог продолжает висеть в воздухе, как прибитый… Вот смешная картина: пронзенный Браздогон висит в воздухе вниз головой, как гигантская летучая мышь. Черные рукава болтаются в метре над травой.
Лениво смотрю — кажется, там две фигуры. За рекой, на противоположном берегу… Наши? Не наши? Впрочем, какая разница… Мягкий блаженный покой. Опускаюсь в траву и чувствую, что засыпаю — прямо здесь и сейчас…
— Милый-премилый князь! Как ты мог побежать в битву без меня, ну как ты мог?!
Я что-то жую, ужасно кислое! Что за глупые шутки! Скулы сводит, глаза сами собой распахиваются… Рута! Княжна Рутения Властовская протягивает пирожок с бодряникой:
— Ну еще кусочек, умоляю-преумоляю!
Послушно откусываю. Прихожу в себя секунд через десять:
— Откуда ты… откуда вы узнали, княжна?! Я же приказал… в битву не лезть!
— Но мы ведь вовремя прибежали, правда? Мне сказал любезненький Лито! Литочка услышал твой голос, он слышит издалека! — чирикает рыжая княжна; в глазах моих еще туман, вижу только длинный лук в крошечных ручках, да огненные пряди, выбившиеся из-под маленького шлема на плечи, да голубые пятна радостных глаз, да розовый трепещущий ротик.
— Когда битва началась, я так волновалась… — Длинные ресницы задрожали. — Не могла на месте усидеть, ну ничуточки не могла! Если меня не пускают сражаться — ну и пусть, ну и ладно. Я забралась на деревце к Литочке. Он слушал-слушал и все мне рассказывал. А потом вдруг говорит: они побежали драться! И князь Лисей побежал драться! Тогда мы слезли с деревца и тоже побежали… Ты ведь не сердишься? Я ведь вовремя стрельнула злого-презлого дяденьку, правда?
Сложно спорить, поморщился я, косясь на труп Браздогона, повисший в воздухе над землей — только рукава чуть колышутся. А где же… где Куруяд? Ах вот он: затих в траве, злобно блестит глазами, влажные волосы рассыпались и закрывают лицо, белое как мел и сморщенное от злости. Метанка по-прежнему без чувств. Повезло барышне: все ужасы битвы пропустила.
— Ну ладно. — Я слегка прихлопнул ладонями кожаным бедрам. — Битва закончилась, теперь зовите народ! Скликайте девок. Нам нужны люди, чтобы засвидетельствовали злодеяния Куруяда и его пособников.
Сзади — быстрые мягкие шаги. Я оборачиваюсь… и замираю в радостном удивлении: вила Шнапс подходит ко мне со стрелой в плече, со стилетом в пробитом бедре… Неужели это возможно?! Она жива! Даже улыбка мерцает на губах — правда, немного странная улыбка. Похожа на болезненную гримаску — значит, вила все-таки чувствует боль? Тогда… почему не хромает? Фантастическая выдержка у этих Стенькиных девиц. Разгуливают как ни в чем не бывало — с отравленными кинжалами в бедрах… Настоящие биороботы.
Слепой акустик Лито, заслышав легкие шаги, оживился:
— Псанька, ты это?! Вот и ладно. Давай-ка скликай разбежавшихся девок. Скажи им, что опасность миновала. Пусть приходят подивиться на похитителей боярской дочки…
Глядя в упор на слепца, Шнапс медленно приобнажила верхние зубки:
— На каком основании вы мне приказываете, грубый мужлан? — Голос ее прозвучал с необычным, едва уловимым искажением тона. — Вы… знаете кто? Вы — пошлый сексист!
— Что? Что вы сказали, Шнапс? — в ужасе выдохнул я…
— Ваш сотрудник — сексуальный расист! — прозвенела Шнапс неродным голосом. — Неужели он думает, что наличие отвратительного отростка в промежности дает ему право командовать человеком противоположной гендерности?
— Молчи, баба, — хладнокровно предложил Лито. — Возможно, кому-то из наших витязей нужна помощь. Живо собирай девок, пусть ищут раненых…
— Не терплю, когда командуют! — прошипела Шнапс и вдруг… Странный звук. Я вздрогнул и похолодел: маленькая отравленная стрела. Звенит и трепещет в груди Лито… Слепец удивленно раскрыл рот, протянул пальцы к груди, потрогал оперение…
— Я научу вас уважать права женщин! — проскрипела Шнапс, грозя стиснутым кулачком. Лито горько вздохнул… и упал навзничь.